– Осип, ты эту местность знаешь?
– Еще бы не знать! Эти места никогда не забудутся. Здесь могилы боевых друзей, павших еще в 41-м.
– Да… А куда идет этот большак и железная дорога?
– В Кингисепп.
– До города еще далеко?
– Километров 10–15.
– Скоро доберемся.
– Как сказать, – послышался голос Гаврилы, пулемет которого находился от нас метрах в пяти, в снежном окопе.
– Эти слова «как сказать» ты, Гаврила, забудь, – сердито прошипел Сергей. – Раз пошли, значит, дойдем не только до Кингисеппа, но и до Берлина!
Пулеметчик промолчал, а Найденов, не отрывая глаз от окуляра прицела, локтем толкнул меня:
– Видишь?
– Где? Что?
– Вон на второй сопке – люди в халатах.
– Не стрелять! Нужно выяснить, возможно, там наши.
Солдаты в маскировочных костюмах, с автоматами в руках то терялись из виду в кустарнике, то опять появлялись. Низко пригибаясь, они перебегали от укрытия к укрытию, пробираясь в нашу сторону.
– Сережа, ты следи за ними, а я доложу комбату.
Но майор Круглов не знал, чья это разведка действует, наша или противника, и я вернулся к Найденову.
– Комбат не знает, чьи это разведчики. Приказал следить, куда они пойдут. Где они?
– Вон, у ствола березы собрались. Глазеют по сторонам, как сычи.
Неизвестные солдаты один за другим на спинах съехали с холмика и остановились в мелком кустарнике, о чем-то разговаривая и указывая в разные стороны руками. Их было пятеро.
Держа на прицеле того, кто, видимо, командовал, я ждал. Куда они пойдут? Что намереваются делать? Найденов, как и я, следил за каждым движением разведчиков.
После короткого совещания двое разведчиков во весь дух бросились бежать через лощину в нашу сторону и скрылись у подножия холма. Остальные стояли на месте и смотрели в нашу сторону, затем один из них стал взбираться на вершину холма. Мне стало ясно, что неизвестные солдаты становятся в живую цепочку для зримой связи, чтобы быстро известить своих о замеченном движении противника.
– Надо нарушить эту живую связь, – сказал Найденов.
– Подождем еще минуту. Успеем.
Теперь я смотрел на двоих, стоявших на прежнем месте. Один из них зачем-то полез в нагрудный карман и сбросил с головы капюшон маскировочной куртки. На шапке-ушанке этого человека я разглядел звездочку. Из груди невольно вырвался глубокий вздох.
– Наши! – воскликнул Найденов, утирая рукавом лоб. – А я чуть было не пальнул…
От одной мысли, что второпях мог убить своего, перехватило в горле. Я снял онемевшую руку с шейки приклада, изменил положение застывшего тела.
Не прошло и пяти минут, как к нам на наблюдательный пост пришел Круглов, с ним капитан-артиллерист и два разведчика-артиллериста.
– За этим холмиком метрах в пятистах по обе стороны грунтовой дороги в кустарнике стоят замаскированные танки, – докладывал разведчик.
– Сколько их? – спросил капитан.
– Мы видели восемь и четыре самоходки.
– А пехоты не видели?
– Нет.
– За насыпью железной дороги были?
– Нет.
– Кто остался наблюдать?
– Сержант Володин.
– Что же это немцы задумали? Хорошо бы их на месте стоянки накрыть! – обратился капитан к Круглову.
– Неплохо. Да вот приказ командира полка: самовольничать не имеем права.
– Поставим в известность командование, пусть вызовет авиацию. Я сейчас вернусь. – Артиллерист по-пластунски уполз к рации.
– План противника понятен, – в раздумье заговорил Круглов, ни к кому из нас не обращаясь. – Гитлеровцы хотят отбросить нас назад за Волосово, чтобы освободить путь для вывода своего обоза, зажатого нашими на перешейке шоссейной дороги Волосово – Бегуницы. Но не те времена сейчас: взятое назад не отдаем.
Слушая Круглова, я смотрел через прицел на лежащего возле березы сержанта Володина, со страхом думая о том, что мог убить этого человека. Я не заметил, когда ушел от нас Круглов и разведчики-артиллеристы, и вдруг взрыв страшной силы всколыхнул воздух: мелкие деревца, словно травинки, припали к земле, ударяясь друг о друга оголенными ветками. С тополя над моей головой на землю рухнули тяжелые шапки снега.
– Мост на Суме взорвали! Эх, не успели наши отбить! – сказал Найденов, отстегивая гранатную сумку. – Это, видимо, у немцев сигнал к атаке.
В небе уже шел воздушный бой, а вот артиллерия пока молчала.
– Куда вас, черти, занесло? Полчаса ищу!
Я оглянулся. Это был снайпер Бодров.
– Что случилось? – спросил Найденов.
– Тебе письмо из дому.
Обветренное лицо Сергея расцвело радостной улыбкой, глаза загорелись ласковым огоньком. Сам я не ждал писем, но когда письма получали товарищи, меня захватывала чужая радость: будто и для меня была какая-то другая жизнь, кроме фронта, кроме войны.
Но Найденов не успел даже вскрыть конверт, как гитлеровцы перешли в контратаку. Первые снаряды, минуя нас, разорвались на опушке леса, где мы завтракали, – и вдруг из-за насыпи железной дороги прямо перед нами, как из-под земли, появились толпы немцев. Перегоняя друг друга, они добежали до грунтовой дороги и попадали в снег. Но почему-то все они смотрели не в нашу сторону, а туда, где наши разведчики обнаружили танки. «Ждут подхода танков, чтобы под их прикрытием броситься в атаку», – подумал я, глядя на пулеметчика Гаврилу. Он лежал за пулеметом, изготовившись к стрельбе, не сводя глаз с немцев.
– Что же это наша артиллерия молчит? Теперь в самый раз лупить их, когда они лежат на снегу, словно тюлени! – проговорил Найденов, пряча конверт под шапку. Я понимал, что он обращается не ко мне: в минуту, когда видишь перед собой врага, сидишь в засаде и не смеешь до поры до времени его убить, – в такую минуту всегда хочется хотя бы слово кому-нибудь сказать.
С небритого лица Сергея стерлась блуждающая улыбка, густые брови насупились, прищуренные глаза остро поблескивали через узенькие щелки век. Это поблескивание ничего хорошего не сулило.
Артиллерийский разведчик, к которому я искоса присматривался, вдруг торопливо отполз от ствола березы, возле которой лежал, и кубарем покатился вниз. Добравшись таким образом до своих товарищей, лежавших на снегу в мелком кустарнике, он что-то сказал им, и они все вместе бросились бежать в нашу сторону.
– Ребята что-то приметили. Жди, сейчас начнется атака, – шепнул Найденов, нахлобучивая шапку на уши.
В это время из-за леса вынырнула шестерка красно-звездных штурмовиков. Летчики на бреющем полете обстреляли из пушек и пулеметов лежавших на снегу немцев, словно пришивая их к месту, затем развернулись, уже только из пушек обстреляли танки и самоходки и скрылись. Гитлеровцы, как раки, высыпанные на песок, стали расползаться; некоторые направились к насыпи железной дороги, другие устремились под прикрытие своих танков, а многие остались лежать на месте, уткнувшись лицом в снег.
