— Зови Хоря и Вепря. У меня настроение обыграть вас всех.
Хват ухмыльнулся, и я заметил, как на лице его отразилось облегчение.
— Наконец ты вернулся, Ад, — озвучил он то, о чём я и сам подумал только что. Поднялся из-за стола, хлопнул меня по плечу и пошёл за остальными. А я принялся раздумывать о том, как пробраться на гуляния по случаю праздника Красной луны.
Холм Пяти фей был местом колдовским, а в такие ночи, как эта, когда луна набирала силу и через пару дней должна была взойти на небосклон в ореоле красного свечения, и вовсе чудилось в окружающем мире что-то потустороннее. То ли леший шалил, то ли ундины выходили из воды Кудрявой реки, несшей свои воды к Манжурному морю неподалёку от холма, то ли вовсе давно сгинувшие феи пугали своими завываниями странников, которым довелось держать свой путь возле холма, но в воздухе творилось что-то нехорошее.
Я чуял его, как зверь чует опасность, когда за ним след в след идут охотники. По-хорошему, мне бы надо было передумать и вернуться обратно в шатёр, где на столе ждали горячий ужин и кружка отборного эля, но рога перевешивали все доводы разума. Причём в самом прямом смысле этого слова.
— Привёл? — поинтересовался я у паренька, что не покладая рук и мешков с мукой трудился вместе с отцом на мельнице и в пекарне. Мы частенько обменивали попавшие к нам в руки золотые или драгоценные каменья на краюхи горячего ароматного хлеба, за которые никаких денег было не жаль.
— Привёл, — живо отозвался тот, поворачиваясь и давая кому-то знак, чтобы подошёл. Я сложил руки на груди и на всякий случай ещё раз зыркнул на мельникова сына, чтобы он и не думал смеяться над моим недугом.
Мы стояли на пятачке вытоптанной земли, который никогда не обрастал травой. Говаривали, что именно здесь собирались Пять фей, чтобы творить своё тёмное колдовство. Было это так давно, что в Илларосе уже и не помнили о тех временах, но по сей день сочиняли легенды, передающиеся из уст в уста. Наш край населяли в древности существа волшебные, но несли они в Илларос не только добро. Больше всего страданий Пять фей принесли близлежащим деревням и сёлам, откуда выкрадывали младенцев не более пяти дней от роду. Больше этих детей никто не видел, хотя и ходили слухи, что возвращаются они по прошествии многих лет домой. Ходят неприкаянными тенями по дворам, пугая жителей и скотину.
Я в такие россказни не верил, хоть и чуяло моё нутро, что место, где я оказался ночью, пропитано тёмной волшбой. Знахаря, поднявшегося к нам, разглядел я не сразу. Был он закутан в тёмный плащ так плотно, что выделялись на фоне его фигуры светлыми пятнами одни лишь только руки. Низко надвинутый на лицо капюшон не позволял мне толком рассмотреть его лица. Я с сомнением, но не без интереса наблюдал за тем, как знахарь раскладывает на земле какие-то травы и сухостой, бормоча себе под нос заклятия. Мельников сын выглядел испуганным, я же напротив начинал испытывать раздражение. Особливо от того, что в очередной раз пришла мне на память ведьма, выставляющая меня раз за разом посмешищем. То припарки к рогам, теперь вот костёр со знахарем. И хоть бы раз подействовало колдовство чужое, я бы готов был и потерпеть насмешки.
— Сюда подойди, — подал голос колдун, и я поёжился от этого звука, что шёл, казалось, из-под самого холма. Сделав шаг к знахарю, я склонился, повинуясь его железной хватке, когда рука колдуна сомкнулась на моём плече. Чиркнуло кресало, и первая искра, упавшая в импровизированный очаг, заплясала на травах язычком разгорающегося пламени. — Вдыхай…
Мне в нос ударил запах дыма, в котором явственно ощущался аромат дурмана и белены. Мозг тут же окутался пеленой, а в голове начали мелькать чудесатые картинки. Тело отказывалось повиноваться. Я упал на колени, опуская голову ниже, опираясь на руки и склоняясь почти к самому огню. Мне чудилось, будто дым окутывает мои рога и тащит их наверх. Я приподнял голову, повинуясь воздействию знахаревой волшбы, вгляделся слезящимися от горького дыма глазами в звёздное небо. По нему бежал красный волк, который двигался то к луне, то от неё, словно хотел поиграть с ней в прятки. Голова моя перестала быть тяжёлой, я ощущал небывалую лёгкость и подъём. Похоже, меня не обманули: рогов я больше не чувствовал, но продолжал вдыхать и вдыхать сладостный аромат белены.
Они появились так неожиданно и сразу отовсюду, что у меня не было бы ни единого шанса спастись, даже если бы я не был одурманен.
— Вяжи его! — раздался громовой окрик, и волк спрыгнул с неба, устремляясь к земле. — Осторожно, это оборотень.
Кто-то сбил меня с ног, и я с рычанием упал на бок, чувствуя, как в запястья мои впиваются острые верёвки. Затуманенный мозг не дал мне возможности действовать. Обернуться и атаковать в ответ я не мог. Это были гвардейцы короля — я успел заметить их форменные камзолы прежде, чем на голову мою надели мешковину, и зычный голос заржал возле уха:
— Рогатый, чёрт.
Холм Пяти фей сыграл со мной злую шутку. Я по собственной воле пришёл в ловушку, которую устроили здесь люди Его чёртова Величества. Рыча от злости и боли из-за впивающихся в кожу верёвок, я вскочил и сделал несколько неловких шагов, не видя ничего кругом себя. Кто-то пребольно пнул меня чуть пониже спины, и я кубарем полетел вниз с холма, не удержавшись на ногах.
Прежде, чем голова моя с хрустом ударилась о валун,и сознание померкло, я услышал глумливый хохот гвардейцев и поклялся разорвать их на части, когда у меня появится такая возможность.
А она у меня — я верил — появится.
Мара
Тот ужасающий случай с гномом и хоболапом, который произошёл на моих глазах, всё не шёл у меня из головы. Жестокость Бороса пугала, заставляла ёжиться даже тогда, когда я просто вспоминала весь пережитый ужас маленького бородача и его животного, по виду напоминающего слонёнка. Король даже не предпринял попыток выяснить был ли он прав в своих подозрениях. Просто вынес приговор, и не вступись за гнома Олаф, всё закончилось бы очень плачевно.
С того самого дня я и часа не провела, чтобы не вспомнить о произошедшем, понимая, что отныне потеряла покой. Уверенности в том, что подобная судьба минует нас с Лопухом и орком, если вдруг Боросу взбредёт в голову, что обретшая силы ведьма представляет для него опасность, у меня не было. Достаточно всего одной мысли в голове короля, в соответствии с которой он начнёт подозревать меня в шпионаже, и сразу три головы полетят с плеч.
Возможно, даже четыре, если учитывать Далию, с утроенной силой взявшуюся помогать мне в изучении книги. Было видно, что именно она особенно прониклась судьбой гнома, словно ожидала от короля чего-то в таком духе, и теперь изо всех сил пыталась предотвратить подобную возможность, которая могла случиться с нами и с ней. Но один плюс у всего этого всё же был: кажется, теперь Олаф в глазах Далии стал настоящим героем, и она перестала относиться к нему снисходительно.
Я как раз изучала раздел о волшебных животных, который у меня вызывал наибольший интерес, когда моё внимание привлёк шум, доносящийся с улицы. Нахмурившись, я перевела взгляд на окно, зажала уши руками и попыталась снова погрузиться в рассматривание оборотня. Он был изображён в виде огромного волка, который выл на луну красного цвета. Я склонила голову набок, разглядывая фигуру зверя и стараясь понять, что именно привлекает моё внимание в этом оборотне. Он казался благородным зверем, а вот страха или ужаса от вида волка я не испытывала вовсе. Может, всё дело в этом? Как-то я привыкла, что оборотень — это зло и смерть, которые он сеет везде, где бы ни появился.
