Книга Три женщины в городском пейзаже, страница 35. Автор книги Мария Метлицкая

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Три женщины в городском пейзаже»

Cтраница 35

Он взял себя в руки и попытался улыбнуться. Получилось кривовато. Улыбочка расползлась, съехала набок.

– Я понял, Лен, – бодро ответил он. – А что, ты права! Все очень логично – давай подождем! Год, два? Как скажешь. Окончим институты, встанем на ноги. Может, вступим в кооператив – а что, запросто! Мои помогут, твои… может быть. Справимся. Я буду халтурить. Ну, например, писать дипломы, давать уроки. Разгружать хлеб по ночам, в общем, как-нибудь, а, Лен?

– Как-нибудь, – эхом повторила она. – Ну да, как-нибудь… Только «как-нибудь» я не хочу.

– Да, забыл, – вдруг резко сказал он, – только вот отъезд в мои планы не входит, уж извини! Никак не входит. Во-первых, тут у меня все – родители, дом, друзья, институт. Нет, я понимаю – генсек этот шепелявый, его соратники. Маразм повсюду, дефицит. А там? Думаешь, там все так сладко? Ну, в твоей загранице? И не потому, что я такой патриот! Просто я думаю, – усмехнулся он, – там тоже, знаешь, свое! Короче, где родился там и пригодился, уж извини!

– Извиняю, – проговорила она.

Они замолчали.

Спал Туров плохо. Точнее – совсем не спал. Крутился, сбивал простыню, путался в пододеяльнике. Три раза ходил пить воду, пять раз выходил на крыльцо покурить. Подолгу смотрел в окно. Темно. Темно и тревожно. И этот знакомый, ставший почти родным дом, и камин, и стол, и картины, и этот диван – все казалось ему чужим и враждебным.

«Лена права, – повторял он, как мантру. – Конечно, права! У меня – порыв, мальчишеский задор, дурацкий энтузиазм, юношеский запал, в общем, полная глупость!» Все эти детские браки, как всегда, оканчиваются ничем! Точнее – разводом. Они подождут – вернее, он подождет. Два года, три – какая разница? Главное – что они будут вместе. А время… оно не бежит – летит! Быстрее ветра, быстрее звука. Он подождет. Главное – Лена не сказала «нет». А про эту ее заграницу… Так про эту чушь он даже думать не будет!

Нет, посмотреть мир всем охота, кто же откажется? Только не у всех получается. Разве что у избранных – такая у нас страна, что поделать. Зато в ней куча всего хорошего – например, бесплатное образование, бесплатная медицина. Детские лагеря, кружки всякие, путевки. А что, чистая правда! И хоккей, и кинематограф! И театры какие, и цирк! «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей. И даже в области балета мы впереди планеты всей». Отрицательное, конечно, имеется, но где его нет? Он все понимает. И все-таки он – патриот и гордится свой страной. И никогда не говорит о ней пренебрежительно – «эта». И совком ее, как Градов, не называет. Потому что это неправильно.

Кстати, той ночью они впервые не обнимались. Ну и ладно, бывает, кто из влюбленных не ссорится? И все-таки в тот вечер что-то сломалось. Это Туров понял позже. Как будто им стало неловко друг с другом, как будто они стали чего-то стесняться. Может, самих себя?

И встречи их стали реже – казалось бы, все объяснимо: зимняя сессия, учеба, потом, пытаясь покончить с собой, попала в больницу Ленина мать. Лена тогда совсем сникла, и было не совсем понятно, так ли сильно она страдает за мать или просто ей невыносимо стыдно за своих близких. От отцовской родни она это, конечно, скрывала.

После истории с матерью они сильно повздорили с бабкой – из-за чего, она Алексею не рассказала, коротко буркнув, мол, это не твое дело.

А следом умер ее пьяница-дед, и снова хлопоты, хлопоты. Все было на ней.

И у Турова тоже все было не ах – после проблем на работе у отца случился микроинсульт, и все до ужаса перепугались, и мама, вечно собранная, решительная и подтянутая, резко сдала и постарела, без конца повторяла: «Как же так, Леша? Он же совсем молодой!» Да, тогда впервые мать растерялась. Уставившись в одну точку, часами сидела на кухне. Туров теребил ее, призывал к ответственности, требовал сварить отцу бульон, натереть яблоко, отвезти это в больницу, наконец, поговорить, с врачами. Но мама дрожала, плакала и без конца извинялась: «Не могу, Лешенька! Совсем потерялась, совсем…» Тогда он все взял в свои руки – варил бульон, тер яблоки и морковь, бегал по магазинам, разговаривал с врачами.

Отцу становилось лучше, но вид у него оставался неважный.

Ну и вообще навалилось все и сразу – почти полгода отец был на больничном, мама ушла на полставки, чтобы ухаживать за ним. Денег не хватало, настроение было паршивым. Туров носился по магазинам, относил в прачечную тюки с накопившимся грязным бельем, мыл полы, драил туалет, бегал в поликлинику за рецептами и в аптеку.

Жизнь сошла с привычной колеи, и к вечеру он валился с ног.

Градов звонил и ныл, что барабанщик сбежал, ну и черт с ним. «Может ты снова к нам, Тур? Подумай! Мы так набрали! Приходи и послушай – обалдеешь!»

Какое! Ему было не до чего, и уж точно не до Градова с его группой. Мечтал об одном – отоспаться!

С Леной они, конечно, созванивались! Но разговор был коротким: «Я в больнице». – «А я только приехал домой. Как там у тебя?» – «Пока ничего радостного. А у тебя?» – «У меня тоже». – «Ну ладно, прости, мне надо бежать!» – «Беги, конечно! Когда позвонишь?» – «Надеюсь, что завтра. Если получится… Ну или послезавтра. До связи». – «До связи. Пока».

Вот и все разговоры.

Он уговаривал себя, что все проходит, пройдет и эта чертова черная полоса. Конечно, пройдет. Но дурные мысли все равно лезли в голову: «Почему она не хочет встретиться? Нет, все понятно, дел по горло. И все же… Я бы точно выкроил время! Хоть на пару часов, просто так, повидаться. Посмотреть ей в глаза, обнять ее, поцеловать».

Но Лена по-прежнему повторяла: «Нет, не могу, извини. И ради бога, не обижайся – ну правда! Голова кругом – столько всего… Знаешь, иногда мне кажется, что я не справлюсь…» «Справишься! – отвечал он. – Ты и не справишься? Ты сильная, Ленка! Сильная и отважная. Мы оба справимся, не сомневайся! И все пройдет, Лен! Совсем скоро пройдет! И ты еще вспомнишь мои слова!» «Ну да, – вяло отвечала она, – когда-нибудь наверняка…»

В отличие от Турова Лена оптимисткой не была. А может, просто лучше знала жизнь?

Кстати, на похороны люберецкого деда она его не пустила. Он понимал – стыдится. Бабка, мать, дядя Боря, соседи… «Видел бы ты эти поминки! – горестно вздыхала она. – Сплошная пьянка и драки. Мне бы это пережить».

А спустя месяц вслед за дедом ушла и бабка Маня.

Кстати, после похорон бабки Мани нашлись и лыжниковские деньги. Лена сказала, что денег там было прилично. Нет, кое-что бабка им отдавала, но так, по мелочам. Мать с ней скандалила, а толку? Скандалить с бабкой дело пустое. Деньги нашлись под матрасом: три слоя газеты, старые пластиковые пакеты, сверху коричневый из-под картошки, и завернуто все в старую наволочку. Бабка всегда говорила: «на черный день».

– Смешно! Какого она ждала черного дня? – горько усмехалась Лена. – Да вся ее и наша жизни были одним сплошным черным днем! Куда уж хуже, правда? Ну если только война. Бабка была из деревни. В войну наголодались, конечно, настрадались. Но все равно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация