Джорон хотел бы разделить с ними их уверенность.
Но у него не получалось.
Впрочем, имелись и маленькие удовольствия. Ветрогону стало нравиться прогуливаться по палубе, часто его сопровождал пронзительно каркавший и ругавшийся Черный Оррис, и, хотя пользы от обоих не было никакой, оба проявляли невероятное любопытство ко всему, что происходило на корабле. Команда, которая сначала пугалась, потом благоговела перед говорящим-с-ветром, приняла и приветствовала его присутствие. Теперь Джорон часто проходил мимо ветрогона, обратившего маску в сторону кого-то из детей палубы, объяснявшего ему какие-то тайны жизнедеятельности корабля или что-нибудь самое обычное.
Джорон дважды спрашивал у Миас, могут ли они использовать ветрогона, чтобы увеличить скорость корабля и перестать постоянно менять галсы. Сначала она спокойно объяснила ему, что им нужно сохранить возможности ветрогона, чтобы у них остались хоть какие-то шансы в схватке с «Охотником Старухи». Во второй раз уже не так терпеливо поставила в известность, что у него нет права подвергать сомнению ее действия на корабле.
Он продолжал дружить с Динилом, хотя все разговоры заканчивались одинаково. Предстоящее сражение с «Охотником Старухи». Конец. Динил отказывался развеять сомнения Джорона и говорил лишь о долге флотского офицера. Вот почему когда они проводили время вместе, то читали книги по навигации или изучали карты Разбросанного Архипелага, потому что других тем не осталось, как и не было утешения.
Так для Джорона проходил один мрачный день за другим.
День, когда они заметили красные крылья аракисиана, выдался для Джорона особенно тяжелым. Он обрадовался, снова увидев кейшана, – Джорон ощущал странное родство с ним, даже нежность – хотя знал, что если им удастся спасти его от «Охотника Старухи» – а тут у него были большие сомнения, – им все равно придется его убить. Джорон чувствовал, что аракисиан заслужил большего и не должен становиться разменной монетой политики Архипелага. Кейшан обладал величием, какого Джорон никогда не встречал прежде, могуществом и красотой, превосходившими великолепие пятиреберного корабля под полными крыльями.
Но, как часто повторял Динил, у Джорона был долг. А у Миас не только долг, но и мечта о стране без войны, и Джорон ни на миг не мог представить, что она откажется от нее из-за романтических представлений о благородстве животного.
Пока Джорон размышлял о вихрезмее, «Дитя приливов» менял галсы, и грохот хлопающих крыльев проносился над палубой, а корабль тревожно скрипел. Джорону казалось, будто он слышит жалобы киля, менявшего курс, чтобы поймать ветер, всякий раз немного отставая от аракисиана, исчезавшего из вида так, словно его никогда и не было.
– Очень скоро мы или кто-то другой прикончим тебя, и твой вид навсегда исчезнет из нашего мира, – сказал он себе и серой воде впереди.
– Как ты думаешь, хранпал, откуда он появился?
Джорон повернулся, раздраженный тем, что он размышлял вслух о вещах, которые следовало держать при себе. Но это был Меванс, лениво поправлявший моток веревки.
– Из Штормов, я полагаю, хранитель шляпы.
– И откуда нам знать, что там их больше нет? Он заметно больше, чем череп с клювом «Дитя приливов».
– Так и есть, – ответил Джорон, глядя в серые волны, чтобы отыскать величественное существо.
– Вот только, как мне кажется, он старый. А потому такой большой.
Джорон кивнул.
– Если он последний кейшан, ему, наверное, ужасно грустно, Меванс, как ты считаешь?
– Да, – ответил хранитель шляпы, – если он действительно одинок. – Он закончил возиться с веревкой и ушел, оставив Джорона одного у поручней.
На следующий день они снова догнали аракисиана. Ветер переменился – теперь он дул в корму «Дитя приливов», и постоянная смена галсов наконец прекратилась. Конвой, состоявший из животного и людей, следовал по глубокому каналу к тому месту, где они пройдут сквозь Хребет Скирит на обратном пути к Ста островам.
Сны Джорона, в которых уже много дней он видел смерть отца и момент, когда костяной корабль «Желание матери» раздавил его между своим корпусом и их маленькой флюк-лодкой, превратив в кровавую кашу, в ту ночь изменились. Ему вновь снилось, что он стал чем-то огромным и вечным, скользящим в глубинах моря, под водой, его сопровождали странные печальные песни, и в такие моменты он находил покой, которого ему так не хватало в часы бодрствования.
Они летели сквозь дни, серые от низко нависавших туч, серые от влажного воздуха, серые, как состояние его духа.
На третьей неделе они свернули к Хребту Скирит и проливу Намвен.
Туман накрыл их плотным одеялом, когда они вошли в пролив, тучи соскальзывали с огромных черных скал, чтобы зависнуть над океаном, скрывая курс «Дитя приливов» так же, как время прячет будущее. Джорон занимался делами, двигаясь в непроницаемом холодном воздухе, и знакомые звуки на корабле казались приглушенными и призрачными. Вечером он стоял на корме с Динилом и смотрел вперед, опасаясь рифов, прислушиваясь к смотрящей-на-море Фогл, бросавшей в море раз за разом, в размеренном ритме, тяжелый камень.
– Бросай! – раздавался крик.
Затем слышался плеск, звук доносился со стороны клюва, затянутого туманом. Голос Фогл отсчитывал секунды, когда веревка бежала сквозь ее руку, пока камень не ударялся о дно – или не ударялся. Пролив Намвен был глубоким посередине и мелким у берегов, но Миас приказала им избегать глубокой части – ведь именно там плыл вихре-змей, и она не знала, как он отреагирует, если они на него налетят. Поэтому им приходилось осторожно двигаться по мелководью. Они не могли допустить, чтобы поврежденный «Дитя приливов» задел дно, поэтому оставили развернутыми лишь самые верхние крылья, прислушиваясь к крикам со стороны носа.
– Нет дна, нет глубины. Нет дна, нет глубины. Пятьдесят корпусов, песок и глина. Сорок корпусов, песок и глина.
По мере того как Фогл выкрикивала глубину, Динил давал указания стоявшей у рулевого весла Барли.
Миас доверила им это делать, а сама поднялась на самый верх, надеясь разглядеть просвет в тучах. Надеясь, что не увидит «Охотника Старухи».
– Будь я супругой корабля «Охотника», – сказала она Джорону чуть раньше, – я бы поджидала нас у входа в пролив Намвен. Наше единственное преимущество состоит в большей маневренности и скорости, но сейчас «Дитя приливов» в таком состоянии, что едва ли мы можем на них рассчитывать, хотя они об этом знать не могут. Но если они сумеют нас поймать в тот момент, когда мы выходим из пролива, нам останется лишь сражаться, а моя сестра будет просто стоять и поливать нас крылоболтами. – На лице Миас не появилось эмоций при мысли о предстоящей схватке с сестрой. – Их мощи хватит, чтобы покончить с нами после двух или трех залпов.
– Значит, нам конец? – спросил Джорон.
– Я так не думаю. У моей сестры множество достоинств, но терпение не из их числа. Его отсутствие не раз приводило к конфликтам между нами. Я считаю более вероятным, что она начнет патрулировать пролив, рассчитывая, что сторожевые башни подадут сигнал, когда мы появимся. Мы связаны с аракисианом, поэтому, если у «Охотника Старухи» есть карты их старых миграционных маршрутов, ей не придется беспокоиться о том, что она нас потеряет.
