– Хочу? – снова тихо повторил ветрогон, который беззвучно открыл и закрыл клюв и спустился на пол клетки. – Чего хочет ветрогон?
Миас подошла к Джорону. Он ожидал, что она его отругает, но супруга корабля повернулась к ветрогону.
– Я бы также хотела это знать, говорящий-с-ветром.
– Великая супруга корабля, – резко заговорила птица-маг, – спрашивает, чего хочет ветрогон? – Казалось, он вдруг съежился и стал меньше. – Но все знают, что ветрогоны служат, они служат.
Появилась ли горечь в его таинственном голосе, звучавшем без помощи губ или настоящего языка? Мог ли Джорон понять интонации этого странного существа?
– Может быть, ветрогоны действительно служат, и так заведено на других кораблях. – Миас сделала долгую паузу. – Но Джорон мне напомнил, что мы не на обычном корабле. Возможно, некоторые вещи на «Дитя приливов» мы будем делать не так, как принято. – Что-то внутри – Джорона начало испускать слабое сияние от легкой похвалы в словах Миас. – Итак, ветрогон, чего ты хочешь?
Птица-маг издала негромкий задумчивый звук, казалось, ветрогон обращается к себе, а не к Миас, или к кому-то из молчаливо наблюдавшей за происходящим команды, и, словно в ответ, Черный Оррис заверещал с плеча Джорона:
– Задница!
Молчание.
– Шнурок, – сказал ветрогон, и это слово прозвучало странно. – Хочу шнурок. – Потом он повернул голову в сторону моря, немного подумал и добавил: – И пыль. – Еще одна пауза. – Много пыли. – Он возбужденно взвизгнул. – Ткань, иголки и пыль… – И ветрогон принялся перечислять диковинный набор не связанных между собой вещей, как обычных, так и чрезвычайно редких, и, хоть убей, Джорон не мог понять, зачем они ему нужны.
Однако Миас слушала и кивала, а потом, когда ветрогон перевел дух, хотя не вызывало сомнений, что до конца списка еще далеко, супруга корабля его прервала.
– Шнурок, пыль, ткань и иголки, это я могу тебе дать; другие предметы найти труднее. Но доверие вещь обоюдная. Сначала ты должен доказать, что я могу тебе верить.
– Как? – Ветрогон склонил голову в сторону.
Потом открыл клюв и тут же его захлопнул.
– Пока мы с тобой разговариваем, моя команда подняла стоп-камень. Теперь нас держит здесь только отсутствие ветра.
– Ты хочешь ветер? – спросил ветрогон.
– Верно, – сказала Миас. – Насколько я понимаю, ты уже очень давно не посещал ветрошпиль. Мы отвезем тебя на берег, к ветрошпилю в Бернсхьюм и позволим вдохнуть…
– Нет нужды! – прокричал ветрогон и поднял свои лишенные перьев крылья внутри клетки.
Над кораблем пронесся жар, и у Джорона появилось ощущение, будто кто-то хлопнул в ладоши возле его ушей, так быстро изменилось давление воздуха. Черные паруса «Дитя приливов» затрещали и вздрогнули под внезапными порывами ветра. На несколько мгновений Миас замерла, пораженная мощью стихии, которую сумел призвать ветрогон. Затем начала действовать.
– Рулевой! – крикнула она. – На корму! – Они уже начали двигаться, «Дитя приливов» накренился и, потрескивая, плавно двинулся вперед, без учета направления. Миас и Барли бросились к рулевому веслу. – Поворачивай налево. Идем к входу в гавань! – закричала Миас.
Теперь ветер завывал вокруг корабля, и Джорон знал, что появилась опасность, но на лице супруги корабля не увидел ничего, кроме оживления, когда она налегла на рулевое весло, со смехом разворачивая «Дитя приливов» так, чтобы его клюв был направлен в открытое море. Они вылетели из гавани Бернсхьюма, точно вор, покидающий место преступления, но ни один из детей палубы в порту или женщин и мужчин на скалах их не провожал, размахивая руками.
Впрочем, никто этого не заметил, если судить по радостным крикам тех, кто находился на палубе.
Джорону начало казаться, что корабль стал легче, и он не понимал, почему – «Дитя приливов» нес большой груз, его команда заметно увеличилась, черный корабль был тяжелее, чем раньше, – но скользил по волнам, и не только когда ветрогон призывал ветер. Волшебство птицы-мага длилось только до тех пор, пока они не вышли из гавани, после чего говорящий-с-ветром повернул голову к Миас и выразительно кивнул, словно хотел сказать: Ну, вот видишь. Больше не сомневайся. Затем ветрогон сел на пол клетки в грязную солому, а ветер, дувший со стороны Бернсхьюма, подхватил «Дитя приливов» в тот самый момент, когда ветрогон прекратил его вызывать.
Миас подошла к клетке.
– Когда ты в последний раз был у ветрошпиля, чтобы восстановить силы, говорящий-с-ветром? – спросила она.
– Шесть раз холодный глаз ночи открылся и закрылся, – тихо сказал ветрогон.
– Шесть месяцев? – Миас положила руку на прутья клетки. – Шесть месяцев, а ты все еще способен вызвать ветер, чтобы вывести нас из гавани? Большая часть твоих соплеменников не продержались бы и недели.
Ветрогон встал, ему даже не пришлось помогать себе крылом или клювом, чтобы сохранить равновесие, и оказалось, что он такого же роста, как Миас.
– Больно, – сказал ветрогон и потер грудь когтем крыла, – но я не лучший. Не самый лучший.
Миас отошла немного назад.
– Мы высадим тебя на берег там, где есть ветрошпиль, как только у нас появится возможность, – пообещала Миас. – Ну а по поводу вещей, которые ты попросил, я скажу хранителю палубы Твайнеру, чтобы он их собрал.
Голова ветрогона повернулась, безошибочно отыскав Джорона, несмотря на то, что он был слепым. Миас открыла дверь клетки и отступила в сторону. Ветрогон быстро выскочил наружу и стал спускаться по лестнице на нижнюю палубу, а вся команда смотрела ему вслед.
Это зрелище заставило Джорона содрогнуться, но остальная команда, казалось, уже привыкла к ветрогону; для них он стал просто мебелью, такой же частью корабля, как рулевое весло, позвонки или рангоут. Однако Джорону он представлялся чем-то темным и противоестественным. В детстве ему снились шторма, которые говорили с ним, и его отец повторял, что он должен гнать подобные мысли, они не могут принести ничего хорошего, и, если он начнет о них рассказывать, то очень скоро окажется над кораблем в виде зоресвета.
И что я тогда буду делать, Джорон? Останусь один без моего мальчика?
Но как он мог не вспоминать свои сны теперь, когда существо, способное контролировать ветра лишь силой собственной мысли, ходило по той же палубе, что и он?
Они летели по морю, Глаз Скирит закрылся над ними, свет города постепенно поглощала ночь, огней становилось все меньше, пока не осталось только размытое сияние, исчезновение которого, как казалось Джорону, должно вызывать печаль хотя бы у части команды, и пусть он не был одним из них. А потом холодные кости Скирит озарили небо, мириад сияющих посланий для курсера и супруги корабля, собравшихся внизу, чтобы начертить курс «Дитя приливов». Как он здесь оказался? Офицер корабля мертвых, корабля предателей, направлявшегося на встречу с обитателями Суровых островов.
