– Мы полезем туда? – спросил он.
Нарза покачала головой и указала на свое ухо. Джорон наклонился ближе к дыре, опасаясь насекомых, паутина которых осталась на ее волосах; опыт подсказывал ему, что на Ста островах едва ли есть существа, которые не кусаются и не жалят. Но когда Джорон засунул голову в отверстие в скале, он ощутил лишь благословенную прохладу, а темнота там оказалась настолько полной, что легко было поверить, будто мир снаружи перестал существовать.
Затем Джорон уловил запах воды, и она не была морской. И все же подземная вода вызвала у него неприятные ощущения, и ему сразу захотелось отпрянуть назад.
Однако он сдержался.
И прислушался.
Сначала он уловил шум моря, медленный рокот волн, которые набегали на берег и отступали, постепенно пробивая дорогу к основанию утеса. Потом до него донеслась едва слышная песня ветрошпиля, стоны на непонятном Джорону языке, но он понимал их через ощущения. А еще шепот голосов, появлявшийся и исчезавший вместе с шорохом ветра. Джорон повернул голову, почувствовав ветерок на щеке; прохлада на правой стороне лица, более громкие голоса, холод на левой, тихие. Ветерок усиливался и слабел вместе с дыханием моря. Джорон вытащил голову из отверстия и зажмурился от яркого света.
– Голоса, – сказал он. – Они появляются и исчезают вместе с волнами, значит, в пещеры имеется доступ со стороны моря.
Джорон более внимательно изучил отверстие. Его можно было немного расширить, но это почти наверняка привело бы к обвалу. И все же ему казалось, что он сможет забраться внутрь.
– Я здесь не пролезу, – заметила Старая Брайрет, приложив руку к полной груди. – Пусть Дева и сделала меня бесплодной, но она оказалась более щедрой в других местах.
Джорон не знал, как поступить, оставить Старую Брайрет, сила которой могла им пригодиться, или поискать дыру побольше?
Волна ударила в скалу.
Скала против волны.
– Мы пойдем дальше, Нарза, пятьдесят шагов, и если не найдем более удобный путь, вернемся сюда и оставим Старую Брайрет.
Смуглая женщина кивнула и пошла дальше, внимательно вглядываясь в скалу.
Тропинка снова сузилась, и им пришлось прижиматься к стене, но когда они свернули, стала шире. Джорон сосредоточился на выборе места для следующего шага и не сразу понял, что все, кроме Нарзы, остановились и смотрят на море.
Джорон последовал их примеру.
Небо было голубым, точно недостижимые мечты. Тонкая линия облаков стремительно неслась к далекому горизонту, внизу раскинулся океан, зеленый и серый, расчерченный белыми барашками волн. Слева небо и море разделяли черные башни Хребта Скирит, уходившего в невозможную высоту, его вершины венчал снег, подобный облакам, присевшим отдохнуть перед тем, как продолжить путь к Архипелагу. По самому центру проходил канал Арканнис, и по нему плыл аракисиан.
Огромный.
Теперь, когда у него появилась возможность сравнить вихрезмея с парой двухреберных кораблей, Джорон получил первое представление о его истинных размерах, от которых захватывало дух. Аракисиан походил на оживший остров, огромные красные крылья-плавники на спине были расправлены, они ловили ветер, что позволяло кейшану неуклонно двигаться вперед. Джорон попытался прикинуть, сколько времени у них осталось до того момента, когда аракисиан окажется в пределе досягаемости дуголуков башен, и понял, что совсем мало. Разветвлявшиеся рога зверя выступали из воды, показывая положение головы.
Казалось, аракисиан почувствовал его взгляд, выплюнул плюмаж воды из отверстия между рогами, и фонтан устремился вверх, пока его не унес порыв налетевшего ветра. Плавники кейшана были прижаты к огромным покатым бокам, длинный хвост лениво поднимался и опускался. Отсюда «Жестокая вода» казалась размером с ладонь Джорона, а «Оскаленный зуб», плывший позади аракисиана, размером с мизинец.
– Трудно осознать, хранпал, – сказала Фарис, – что нечто столь огромное может быть живым.
– Да, Фарис, ты права, – ответил Джорон. – Но вихрезмей существует, и мы должны сделать все, чтобы он продолжал жить.
– Я думаю, мы делаем хорошее дело, хранпал, – добавила Фарис и опустила голову, словно смутилась, что сказала лишнее, и поспешила за Нарзой.
– Так и есть, – тихо ответил Джорон, бросив последний взгляд на зверя. – Думаю, так и есть.
Когда он догнал Нарзу, оказалось, что она нашла новую дыру в скале и сейчас срубала скрывавшие ее лианы. Отверстие оказалось заметно больше, и даже Старая Брайрет смогла бы в него пролезть.
– Выглядит хорошо, – сказал Джорон. – Нарза, ты идешь первой.
Нарза кивнула и сняла с пояса лампу с тусклосветом и маленький контейнер с маслом. Она наполнила лампу и зажгла ее при помощи искры. Джорон пожалел, что не захватил с собой светильник, но Нарза позаботилась о забывчивом хранпале и вытащила еще три лампы. Затем они протиснулись в дыру, и их окутал мрак.
Они вошли в пещеру и оказались в новом мире, столь же чуждом, как под поверхностью воды. Вокруг царила темнота, и звуки вели себя невероятно странно, голоса, которые Джорон слышал ранее, стали громче, но он не мог понять, с какой стороны они доносятся. Блестящие стены пещеры отражали и смешивали звуки, и в ушах у него шумело. Пещера окружила его со всех сторон, вобрала в себя, одновременно заставляя опуститься вниз, вынуждая маленький отряд продолжить движение на четвереньках.
У Джорона не было светильника, а слабое сияние впереди часто закрывали собой Старая Брайрет или Карринг, и в такие моменты Джорон вполне мог поверить, что остался совершенно один, тишину нарушал лишь шорох одежды по камню, а руками он ощущал только гальку и скользкую глину. Все вокруг оказалось таким чуждым, темнота вокруг столь полной, что вынуждала его двигаться, точно существо без рук и ног, извиваясь на животе. Они очень медленно продвигались вперед, Джорон чувствовал тяжесть скал над головой, и у него появилось ощущение, что еще немного, и они его раздавят. В груди у него трепетала паника. Застрять здесь грозило верной смертью – в полном одиночестве и мраке.
Сердце отчаянно колотилось у него в груди.
Дыхание с хрипом срывалось с губ.
Воздух нашептывал что-то невнятное.
Кровь в венах шипела.
А фоном служила постоянно менявшаяся песнь ветрошпиля, странный, печальный хор, и Джорону казалось, будто все органы его тела стали ее частью, и он пробирается по артериям острова, словно контрапункт мелодии шпиля, расположенного далеко наверху. Джорон и сам не знал как, но она ему помогала, иначе его поглотил бы мрак. Он был человеком моря, тяжесть острова над головой уничтожила бы его разум или, еще того хуже, похоронила бы под своей громадой. Но песня была подобна проводнику: она толкала его вперед, освобождала от тревоги.
А потом он почувствовал, что тяжесть становится меньше, а свободное пространство больше.
Воздух вокруг перестал быть холодным и давящим, и теперь он двигался по более открытой тропе.
