Он поднялся с обочины и пошёл к дому Ольги и Сергея. Ему физически необходимо было увидеть дочь и убедиться, что с ней действительно всё в порядке.
Остальные заканчивали ужин, а Казанский и Люба устроились в детской, где дочь всегда читала ему сказки прежде, чем лечь спать. Не он ей, а наоборот. Но сегодня, вместо того, чтобы взять книгу, указала Алексею на свою кровать, на которой он с трудом, но поместился, легла рядом и крепко к нему прижалась.
- Почему ты мне не рассказывал про свою первую дочку? - задала она вопрос тихим тоном, и рука Казанского, поглаживающая Любу по голове, замерла. Значит, Вера ей всё уже поведала. Что ж, тем лучше.
- Потому что не хотел, чтобы ты переживала.
- Как её звали?
-Лина.
-Ты расскажешь мне о ней?
Она устроилась удобнее, и Алексей замер. Конечно, он расскажет ей, давно должен был рассказать. И ещё о том, как безумно, каждую секунду своей жизни боялся и будет бояться потерять её, Веру и их ещё нерождённую младшую дочь.
Он заговорил, сначала медленно, подбирая каждое слово, а после - рассказ получился больше похожим на поток, прорвавший плотину молчания. И с каждой минутой Казанский чувствовал, как высвобождается то, что он хранил и копил в себе годами. Только сейчас всё другим казалось - как будто именно это количество дней должно было быть отмеряно кем-то свыше, чтобы ему легче стало.
Люба уже уснула, а он всё говорил. Рассказывал в тишине детской, как впервые взял Лину на руки, как не мог свыкнуться со своей новой ролью, когда она только появилась в его жизни. О том, как пропустил всё самое важное, как ему тогда казалось. И о том, как не желал пропускать ни секунды из жизни Любы, словно это могло компенсировать ушедшее время.
-Лёш! - шёпотом позвала его Вера от двери, и Казанский очнулся, выходя из состояния, в котором пребывал. - Спать пойдём? Или тут останешься?
- Сейчас приду. Любу только уложу удобнее.
- Да оставь так, сколько раз в одежде засыпала.
- Посмотрим.
-Лёш...
-М?
-Ты на меня не сердишься?
- Нет. Наоборот. Хочу сказать тебе спасибо. В очередной раз.
- Правда?
- Да. Спасибо. Кажется, из нас двоих ты всегда знаешь, как будет лучше.
Он усмехнулся, приподнимаясь и перекладывая Любу на её подушку, и Вера лукаво улыбнулась и развернулась, чтобы пойти в спальню.
- Зря ты это, Казанский. Такое оружие в руки женщине давать нельзя.
И её тихий смех заставил его тихо рассмеяться ей вслед.
Несколько лет спустя
- Я не выйду за него замуж! - решительно заявляет Люба, когда я распахиваю дверь после того, как бесперебойный звук дверного звонка более полуминуты разливается по квартире трелью.
- Мам! Кто там? Мне даже через наушники слышно! - раздражённо кричит Надя из своей комнаты.
- Почему ты в наушниках? - кричит в ответ Алексей из гостиной. - Ты должна делать уроки!
А я стою, смотрю на старшую дочь, в глазах которой застыли непролитые слёзы и подбородок которой дрожит, вижу кривую улыбку, что она изо всех сил пытается удержать на лице, как хорошую мину при плохой игре, и не знаю, что ей ответить.
- Вер, да кто там уже? - уточняет Казанский, десятью минутами ранее устроившийся в гостиной, чтобы поработать в тишине.
Из комнаты младшей дочери высовывается любопытная мордашка Нади, которая, увидев, что пришла всего лишь старшая сестра, разочарованно вздыхает.
- Это Люба, - отвечаю сразу всем и никому в отдельности. И добавляю чуть тише: > И она не выйдет замуж за Аркашу.
Всё объясняется через пять минут сбивчивого рассказа дочери, и я выдыхаю с облегчением, едва не смеясь. Мы сидим в кухне, куда пришла даже Надя, хотя, сейчас она была в возрасте, когда её гораздо больше интересовали собственная жизнь, музыка и общение в сети с друзьями, чем то, что происходило в семье. Особенно, если речь шла о замужестве старшей сестры, с которым, вроде как, всё было решено ещё полгода назад.
- Он не сказал мне, понимаешь! Не сказал, что собирается уезжать, и что я вроде как планирую ехать с ним! Нет, ты можешь представить, папа? Я планировала ехать с ним - в его фантазиях! То есть, мне об этом говорить вроде как и необязательно.
- Люб, успокойся.
Я подлила дочери чаю, который она снова выпила залпом. Наверное, стоило добавить в него порцию- другую корвалолу.
- Как я могу успокоиться? За меня всё решили! И он даже не рассматривает возможности остаться.
- Работа есть работа. Ты же не сможешь быть здесь, пока он в Архангельске.
- Правильно. Поэтому нужно мне лгать.
- Не нужно. Он поступил нехорошо. Но лишь потому, что боится тебя потерять. Это же очевидно.
Люба прикрыла глаза и покачала головой, будто ей только что сообщили самую неразумную вещь на свете, а ей пришлось проявить весь возможный такт, чтобы сделать вид, что она её не заметила.
- Пап... ну ты хоть меня понимаешь? - воззвала она к Казанскому, стоящему возле стола, на который он опирался бедром, сложив руки на груди.
- Понимаю. Но не пойму, если ты откажешься из-за этого от свадьбы.
Наступает моя очередь удивлённо вскинуть брови. Видимо, я не особо хорошо изучила своего мужа за прожитые несколько лет бок о бок, раз его фраза вызывает у меня неподдельное изумление. Думала, он в пляс пустится, когда узнает, что Люба решила отменить свадьбу.
С каким трудом удалось уговорить его отпустить двадцатидвухлетнюю дочь жить вместе с её женихом пару лет назад - лучше даже не вспоминать. И вот теперь всё так кардинально изменилось, что Алексей практически собственными руками отправляет Любу в другой город. Пожалуй, чай с корвалолом нужен ещё и мне.
-Ты сейчас серьёзно?
-Абсолютно.
- Но я буду жить далеко от вас. Очень-очень далеко.
- А что, интернет и самолёты отменили?
- Нет, но...
- Без «но». Я не вижу ничего страшного в том, чтобы отправиться со своим мужем в другой город. Хоть мужа у меня никогда и не было и надеюсь, не будет.
- Он меня обманул.
- Он знал, как ты отреагируешь. И просто схитрил.
Люба поджимает губы, смотрит на Алексея так, будто подозревает, что он желает от неё избавиться. Прищуривается, почти как он, когда хочет показать, что именно думает о поступках окружающих. Надя наблюдает за этим с таким интересом, слово перед ней только что развернулась интереснейшая история, облачённая в черты реальности. А я не знаю, плакать мне или смеяться.
- Я уже сказала ему, что не выйду за него замуж, - наконец выдыхает Люба, пыл которой разом утихает.
