Утончённая хота. Действуя по-взрослому, я в самом деле иногда скучаю по аду.
Папа-турист спрашивает меня, как им вернуться отсюда на шоссе в Голливуд. Я его игнорирую, и он что-то бормочет о своих налогах и почему нам не хватает копов, чтобы вычистить этих наркоманов.
Уже шесть месяцев прошло с новогоднего джем-сейшна в Авиле, а я всё ещё не привык к этому месту и людям. Во многих смыслах гражданские хуже жителей ада, потому что демоны по крайней мере знают, что они жалкие мешки дерьма со скотобойни. Всё больше и больше мне хочется, чтобы одному из этих смертных типов довелось столкнуться лицом к лицу с вампиром, ведьмой или шизанутым демоническим элементалем. Не призрачный проблеск в темноте, а необходимость глядеть прямо в красные мясорубочные глаза зверя, жаждущего душ безнадёжно невежественных.
Будь осторожен в своих желаниях.
Сверху льётся длинная оранжевая струя огня, а вот и Элеонора, стоящая поверх витрин из стекла и хрома у киоска со специями. Рабочий конец огнемёта — это маленькая штуковина, не больше полуавтоматического пистолета 45-го калибра
[9]. Трубка от пистолета идёт к рюкзаку Астробоя
[10], в котором хранятся газ и топливо.
Элеонора ведёт рукой по широкой дуге, поджигая товары, вывески и спины нескольких застывших с отвисшими челюстями рабочих рынка. Она улыбается нам сверху вниз. Демоническое дитя Энни Оукли
[11] и Чарли Мэнсона
[12], заведённая этим сладким особенным адреналином предчувствия убийства.
Затем она спрыгивает и бежит с тихим булькающим смехом, словно озорная шестилетка. Я бросаюсь вслед за ней, забегая всё глубже на территорию рынка. Она маленькая и быстрая, и секунду спустя сворачивает налево, пробегает по дальнему проходу, и поворачивает обратно к Бродвею.
Я не могу ни поймать её, ни отрезать путь, но у продуктовой палатки стоит пустая тележка. Я пинаю её ногой, отправляя через пустую обеденную зону. Летят столы и стулья. Тележка врезается ей в ноги в конце прохода, впечатывая её в прилавок «Гранд Сентрал Ликёр». Внезапно идёт дождь из стекла и «Патрон Сильвер»
[13]. Как по команде, люди начинают кричать.
Элеонора снова на ногах за секунду до того, как я успеваю схватить её. Она больше не улыбается. Её левая рука изогнута под странным углом, а чуть ниже локтя торчит обломок кости размером с ножку индейки. Она поднимает огнемёт, но я двигаюсь прямо на неё. Я не собираюсь тормозить. Вместо этого ускоряюсь. Она нажимает на спусковой крючок, и меня заливает огонь.
Миллисекунду спустя я врезаюсь в неё. Я ничего не вижу, но знаю, что это она, потому что она единственная в магазине достаточно лёгкая, чтобы так летать. Моё зрение проясняется, но даже мне не хочется видеть этого. Когда она нажала на спусковой крючок, чтобы окатить меня из шланга, всё спиртное на её одежде и полу вспыхнуло. Элеонора — эпилептическая кукла театра теней, выписывающая пируэты в огненном озере виски.
Вампиры не кричат, как обычные люди. Я не знаю, как они вообще кричат без лёгких, но когда они дают волю чувствам, то это похоже на звук несущегося без тормозов поезда, наложенный на визг миллиона дерущихся кошек. Вы ощущаете его до почек и костей. Туристы ссутся и блюют от этого звука. Да и хер с ними. Элеонора никак не затихнет. А огонь начинает распространяться. Вспыхивает смазка на решётках соседних продуктовых магазинов. Взрывается баллон с пропаном, приводя в действие систему пожаротушения. Когда я оглядываюсь, Элеонора уже бежит с рынка обратно на Бродвей, всё ещё охваченная пламенем.
Гнаться за горящей девушкой по городской улице намного сложнее, чем это звучит. Гражданские как правило останавливаются и глазеют, что превращает их в кегли для боулинга. Медлительные скулящие кегли для боулинга. Можно подумать, что на каком-то примитивном животном уровне им хочется убраться к чёрту с пути горящей школьницы, кричащей достаточно громко, чтобы трескались окна магазинов и преследующего её тупого сукиного сына. Не то, чтобы я делал это ради них. Я занимаюсь этим ради денег, но они всё равно получают из этого выгоду.
Когда Элеонора перебегает Пятую улицу, она уже не горит. Она кусок тёмной вяленой говядины, кукла Барби, бегущая на обугленных ножках палочника.
Впереди заброшенные развалины кинотеатра «Рокси». Холл и зоны маркиз
[14] были превращены в рынок под открытым небом. Элеонора мчится мимо стоек с поддельными футболками и токсичными резиновыми сандалиями. Проламывается прямо сквозь кусок фанеры трёхсантиметровой толщины, привинченный к дверям кинотеатра на том месте, где раньше было стекло. Я следую за ней внутрь, но задерживаюсь у выбитой двери, давая глазам привыкнуть к темноте.
Разумным оружием для подобного места был бы на’ат, но мне хочется из чего-нибудь пострелять. Кроме того, Элеонора не может знать, что такое на’ат, так что он не напугает её так, как мне хочется. Некоторое время назад я отправил в отставку Кольт Нэви
[15] и заменил его на охотничий пистолет Смит и Вессон .460
[16]. Эта штуковина такая большая и злая, что ей даже не нужны пули. Встав на стул, я мог бы забить ей Годзиллу до смерти. Пушка заряжена через один тяжёлыми патронами .460 и укороченными патронами для дробовика .410
[17], все покрыты моим особым соусом Спиритус Дей
[18] — серебро, чеснок, святая вода и красная ртуть. Он вмещает всего пять зарядов, но делает свою работу достаточно хорошо, чтобы мне никогда не приходилось перезаряжать его.
Когда вы идёте в куда-то вслепую, не зная плана или того, что ждёт внутри, место, в котором, как вы знаете, нравится болтаться Таящемуся, умный парень помедлит, обойдёт периметр и поищет ловушки и слабые месте. Я разгорячён, раздражён и спешу, так что это именно то, чего я не делаю. Кроме того, я всего лишь преследую одну тупую маленькую Кентукки фрайд блонди
[19]. Теперь, будучи загнанной в угол, она не доставит особых проблем. Ага. Скорее всего именно это и говорили все те агенты ФБР о Бонни Паркер
[20] как раз перед тем, как увидеть её «томми-ган»
[21].
