— Не вполне уверена, что знаю, что это такое.
— Глазурь и жир, а между ними маленькое пирожное. Иногда сверху шоколад. Иногда в них кладут промышленные отходы, которые по вкусу напоминают вишню или яблоки. Это как есть сахарные мины.
— А-а. Ты имеешь в виду кобли. Да, я их обожаю.
— Нет. То, что ты ела дома, наверное, напоминало еду. Ты не в Америке, пока не съешь американский донат.
— Значит, мне нужно попробовать. Возьмёшь меня с собой?
— Если пообещаешь не рассказывать друзьям Ричи. Мне всё равно, что они знают о местечке Карлоса. Ему больше денег. Но человек должен иметь возможность спокойно наслаждаться оладьями.
— Это будет наш секрет. Это красное вино? Помираю с голоду. Не возражаешь?
— Это не вино.
Она фырчит и отплёвывается. Ругаясь по-чешски.
— Что это за жуткая дрянь?
— Царская водка. На любителя.
Появляется Карлос со стаканом воды.
— Выпейте, иначе к утру у вас не будет никаких вкусовых рецепторов.
— Бриджит, это Карлос. Карлос, Бриджит.
— Приятно познакомиться, Бриджит. Мы где-то встречались?
— Она снимается в фильмах. Возможно, ты видел один из них. Она известна под именем Бриджит Бардо.
— О, да.
Он кивает. С полуулыбкой, очевидно, не зная, что делать со своим лицом.
— Конечно. Ладно.
Другой посетитель делает ему знак принести выпить.
— Думаю, ты заставила его покраснеть, — говорю я.
— Как мило. Не думала, что калифорнийцы способны краснеть.
— Это исчезающий вид. Правительство окольцовывает их как кондоров и панд.
— Ты совсем не такой, как я ожидала. Ты ужасно глупый, Джеймс.
— Я происхожу из давнего рода сказителей небылиц. Наш фамильный герб представляет собой пули над скрещёнными пальцами, а под ним надпись: «Чушь собачья юбер аллес
[207]».
Она достаёт из сумочки сигареты, но Карлос её останавливает.
— Прошу прощения. Здесь нельзя.
— Я в баре, полном вампир и ведьм, но чего люди опасаются, так это моей сигареты.
— Добро пожаловать в Америку, где все живут вечно и все прекрасны, если у вас есть деньги.
— Зачем ты пьёшь этот ужасный напиток?
— Дурная привычка, которую я приобрёл по ходу дела.
— Когда ты пропадал?
— Пропадал, ага.
— И ты продолжаешь его пить? Мне казалось, тебе должно хотеться забыть о том месте.
— Нет. Я не хочу ничего забывать. Ни единой секунды.
— Почему?
— Потому что кое-кто должен мне за это. За каждую секунду, что я был там. За каждый удар. За каждую дурную привычку и каждый дерьмовый сон. И за Элис.
— А вот и ты. Тот человек, которого я искала. Он прятался в твоих глазах. Глазах убийцы.
— Что ты здесь делаешь, Бриджит? Разве Ричи не должен покупать тебе Францию или что-то в этом роде?
— Саймон прямо сейчас с мистером Макхитом. Я не жду его возвращения в ближайшее время. Он говорит, что они обсуждают фильм, но мне кажется, что он лжёт.
— Он пытается пересмотреть условия сделки со своей душой? Я бы с удовольствием послушал этот разговор.
— Саймон может быть очень убедительным.
— В это я верю.
Меня чертовски бесит, какая она красивая. Я видел, как друзья проходили через это. Влюблённость в порноактрис может оказаться сродни подсаживанию на Твинки
[208]. Обычно это скорее пристрастие, чем еда. И те и другие такие сладкие и ох как неотразимые, и с этим ничего нельзя поделать. Потом ты начинаешь ревновать, либо ей наскучивает, и сладкому форсажу приходит конец. Раздаётся треск, и вот ты подавленный, беззубый, одинокий и с крошками на простынях. Мне не нужно вести Бриджит в «Пончиковую Вселенную». Она и есть «Пончиковая Вселенная».
А может я просто говнюк, напуганный её баллистической красотой и ищущий повод сбежать, как ребёнок, который никогда не мог понять, как разговаривать с девочками.
— Ты так и не сказала, зачем пришла.
— Хотела увидеть Лос-Анджелес не только из окна лимузина. И наш разговор на вечеринке прервали. Слышала, что пропустила всё веселье, когда вы с мистером Макхитом ушли.
— Веселье вроде дырки от пули в боку.
Её глаза расширяются.
— Правда? Дай взглянуть.
Ладно. Может, я был слишком резок. В конце концов, возможно, она нечто большее, чем донатсы.
Я встаю и задираю рубашку. Она поднимается со стула и присаживается на корточки, чтобы получше рассмотреть повреждение. На нас глядят со всех уголков бара, и на этот раз я их не виню. Эта публика, наверное, считает, что порнозвёзды каждую ночь устраивают мне медосмотр. Лучше так, чем они будут знать, что большая часть моей светской жизни проходит в пьянстве и совместном просмотре с головой покойника «Убийц».
— На тебе всегда всё так быстро заживает?
— В последнее время нет. Но я надеюсь, что исправил это.
— Я тоже.
— Ты знаешь что-нибудь о том парне, о котором говорили на вечеринке, Спенсере Чёрче?
— Почему ты им интересуешься?
Я пожимаю плечами.
— Потому что я долгое время был пьян и выпал из жизни, так что пропустил пару сотен вещей. Сюда приходит женщина и спрашивает меня о своём пропавшем ребёнке. Затем я слышу, что, оказывается, пропали и другие люди. По правде говоря, Спенсер Чёрч мне по барабану, но следующим вечером кто-то пытался заставить исчезнуть моего босса, и меня из-за этого подстрелили. Если Чёрч пропал, то я хочу знать, кто его похитил, или может он сделал это по собственной воле.
— Боюсь, я не очень хорошо его знала. Знаю, что некоторые из друзей Саймона покупали у него наркотики.
— Он разозлил кого-нибудь из них? Взял деньги и не привёз?
— Насколько мне известно, нет.
— Никогда прежде не слышал о наркодилере из Саб Роза. Я предполагал, что они должны быть, но до этого момента никогда не задумывался об этом.
Карлос ставит рядом два стакана коричневого пива и подходит к нам.
— Я слышал, вы говорили о Спенсере Чёрче?
— Знаешь его?
— Да, чёрт побери, я знаю этого мудака. Он торговец коксом, причём низкопробным. Он раньше толкал своё дерьмо рядом с моим баром, а значит, их жалобы клиентов приходилось выслушивать мне, а не ему. Ему абсолютно, стопроцентно запрещён вход в любое здание, в котором я нахожусь.
