— Отличная политика.
— За исключением того, что этот крысоёбаный конча
[209] и кусок дерьма только что сюда вошёл.
— Спенсер Чёрч здесь?
— Пару минут назад. Он в самом конце бара. Ты его не пропустишь. Тощий черноглазый торчок, похожий на страдающее мигренью пугало.
Я смотрю на Бриджит.
— Пойду поговорю с этим парнем.
— Думаешь, он тебе что-нибудь скажет?
— Ричи не единственный, кто может быть убедительным.
Я проталкиваюсь сквозь толпу в конец бара. Чёрча нетрудно заметить. Он занимает много недвижимости. Никто не хочет к нему приближаться. Когда-то давным-давно его одежда была лучше, чем у Кабала Эша, но пахнет он хуже и выглядит так, словно неделю спал под эстакадой автострады. Обе его руки плашмя лежат на стойке бара. У него длинные, грязные и ломаные ногти. Его пристальный взор устремлён на тысячу метров за заднюю стену. Посреди сотен бубнящих голосов и музыкального автомата, он не слышит, как я подхожу. Я делаю Карлосу рукой знак подойти и привлечь его внимание.
Я стою прямо позади Чёрча, когда Карлос пристально смотрит на него.
— Парень, какого чёрта ты здесь делаешь? Я же говорил, что тебе здесь не рады.
Чёрч не двигается. Не моргает. Он просто смотрит прямо перед собой. Я киваю Карлосу попробовать ещё раз.
— Эй, засранец. Тебе нужно убраться. Как сейчас. Как пять минут назад. И не возвращайся.
На этот раз Чёрч, кажется, заметил, что на него кричат. Он медленно поднимает голову, как пробуждающийся после тысячелетнего сна Сфинкс. Шевелит губами и что-то шепчет.
— Что? — Спрашивает Карлос и придвигается ближе. — Что?
Чёрч рычит и едва не перепрыгивает через стойку, хватая Карлоса грязными когтями. Его рот открыт, и он вытягивает шею, словно хочет укусить его. Карлос кричит и упирается руками в барную стойку. Чёрч издаёт булькающее рычание. Пространство расчищается, когда люди пытаются убраться подальше от этого хаоса.
Чёрч щёлкает чёрными зубами в сантиметрах от лица Карлоса. Я хватаю Чёрча за затылок и врезаю его головой в стойку бара. Я чувствую, как хрустит его челюсть, но это даже не замедляет его. Он оборачивается и бросается на меня. Рычит и кусает воздух, только теперь его рот работает не слишком хорошо. Раздробленная нижняя челюсть болтается, как мешочек с овсянкой. Его зубы и язык черны как дёготь. Должно быть, кто-то подсунул нечто интересное ему в шприц. Но даже от мета рот так быстро не сгниёт. Что с ним?
Чёрч хватает меня за руки и открывает чёрную яму рта. Для тощего парня он силён. Должно быть, за последние тридцать секунд он выкачал годовой запас адреналина.
У меня появляется слабый намёк на приступ паники. Что, если Чёрч только кажется сильным, потому что сработал эффект волос Самсона
[210], и я становлюсь слабее по мере того, как мои шрамы исчезают?
Его зубы клацают у моего уха.
Есть лишь один способ выяснить.
Я хватаю мистера Овсяная Челюсть за плечо, разворачиваю и швыряю, словно мешок с мусором. Он летит через весь бар и вмазывается в заднюю стену, оставляя в штукатурке крайне отрадную вмятину. Пока я любуюсь своей работой, испытывая тёплое головокружительное чувство облегчения от того, что всё ещё в состоянии причинять неоправданно серьёзный вред своему ближнему, Чёрч перекатывается на бок и встаёт. Он держит тело под странным углом. Похоже, он сломал спину, когда врезался в стену. Его левое плечо сильно вывихнуто. Рука повисла плетью, такая же обмякшая, как и челюсть. Если ему и больно, он этого не показывает. Он покачивается, восстанавливает равновесие и бросается на меня.
Его голова резко дёргается назад, и затем взрывается. Не вся. Только задняя часть. Сквозное ранение.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто стрелял. Это Бриджит, стоя на коленях на барной стойке, полицейской хваткой держит двумя руками странный маленький пистолет. Из ствола вьётся белая струйка CO2.
У меня мелькает мысль: «Когда, чёрт подери, ты превратилась в Эмму Пил?
[211]». Но, прежде чем успеваю озвучить её, в зал вваливаются ещё два голодных пугала с чёрными ртами. Бриджит поворачивается и стреляет в одного из них, едва тот успевает сделать три шага внутрь. Другой бросается к женщине у музыкального автомата. Блондинке-гражданской, одетой в кожаную куртку слишком большего размера своей подруги. Её счастье, что её девушка — байкерша. Пугало вцепляется ей в плечо, но не может прокусить толстую кожу. Подруга блондинки тянет её в одну сторону, а я обхватываю парня за горло и тяну в другую. Это не помогает. Он не задыхается и не отпускает куртку.
— Сломай ему шею!
Это Бриджит.
— Не дай ему оцарапать её! Сверни ему шею!
Я убираю руку с его шеи, хватаю за нижнюю челюсть и затылок, и резко кручу. Слышно, как хруст позвонков и хребта перекрывает музыку. Я знаю это, потому что все находящиеся в баре одновременно охают. Он оседает на пол рядом с пугалом, которое подстрелила Бриджит. Плачущая блондинка падает на свою подругу, которая тянет её прочь. Они врезаются в стол, и одна из бутылок разбивается о пол. Этот звук срабатывает как выстрел стартового пистолета. Все в баре решили ёбнуться одновременно, и сбивая друг друга с ног в панике ринулись к выходу. Менее чем через минуту остались только Бриджит, Карлос, эти трупы и я. Не считая парочки пьяных дэдхедов, развалившихся за угловым столиком в пурпурных одеждах некромантов.
Менее пьяный, глядя на нас, качает головой.
— Ничего особенного. Футбольные матчи в школе некромантов были жёстче.
— Мы закрыты, — говорит Карлос.
Дэдхеды, пошатываясь, уходят, пока мы с Бриджит оттаскиваем трупы к задней двери. Карлос подходит к дверям и запирает их.
— Может один из вас сказать мне, что это, чёрт возьми, только что было? — спрашиваю я.
Я смотрю на Бриджит.
— Не волнуйся. Что бы ты ни думал, что видел, сегодня вечером здесь никто не умер. — отвечает она.
— Ты говоришь о том, что Чёрч и остальные уже были мертвы? — спрашивает Карлос.
Бриджит кивает.
— Хочешь сказать, что это была шайка Бродяг с высоких равнин
[212]? — интересуюсь я.
