Откуда-то из темноты, шаркая, появился седовласый конюх, и вместе с трактирщиком они быстро справились с этим делом, несмотря на то, что руки у обоих здорово тряслись. У конюха от старости, а у его патрона от страха.
— Вот, господин, — проблеял трактирщик, выводя Лешего во двор, одновременно борясь с неодолимым желанием попятиться.
— Отлично! — незнакомец взлетел в седло и взялся за поводья, — не обессудь насчет кружки, ладно?
— Да ничего! — в этот момент разбитая кружка казалась такой мелочью!
— Кстати, пиво у тебя препоганейшее!
Леший сорвался с места, высоко взметая из-под копыт комья грязи. Только сейчас, в зачинающихся предрассветных сумерках, трактирщик разглядел, что мешок, висящий за спиной странного визитера, весь покрыт белесыми пятнами инея.
— Боже правый! — охнул он и без сил осел на мокрые доски.
* * *
Громкий стук в дверь выдернул Тюленя из глубин сна. Он захлопал глазами, лихорадочно соображая, кто он, где и когда. Еле различимый в темноте прямоугольник окна полыхнул белой вспышкой, почти сразу же за которой последовал треск грозового раската. В дверь забарабанили с новой силой.
— Кто там!? — раздраженно рявкнул Тюлень, босыми ногами нашаривая шлепанцы под кроватью.
— Переправляй! — отозвался хриплый голос.
— Я ночью не работаю.
— Какая, к черту ночь! Уже полдень скоро!
Тюлень еще раз с сомнением покосился на окно, подозревая, что его дурят.
— Слушай, друг! — осторожно начал он, — может, ты пойдешь, проспишься немного? А? Еще темно.
— Сегодня рассвет отменяется, — судя по голосу, запас терпения у его собеседника подходил к концу, — дня не будет. А если не веришь — выйди и посмотри сам!
Прошаркав к двери, Тюлень отодвинул засов и выглянул на улицу.
— Ничего себе! — смог, наконец, выговорить он спустя некоторое время. Ничего подобного он не видел еще ни разу.
Далеко на востоке у самого горизонта чуть светилась узкая полоска розового неба. И все. Остальной небосвод сплошь затянули низкие тучи. Не обыкновенные темно-сизые грозовые картофелины, а непроглядно черные, как антрацит, как оставшийся с ночи кусок беззвездного неба. Однако дождя не было, только душный ветер трепал сушащиеся рыбацкие сети. На глазах Тюленя сумрачную толщу расцарапали светящиеся прожилки, на мгновение сделав ее похожей на черный мрамор, и тут же из ее брюха в землю вонзилась ослепительно-голубая, ветвистая как веник молния. От последовавшего за этим оглушительного удара загремела посуда в буфете.
— Переправляй! — словно издалека донесся до него голос, еле слышный сквозь звон в ушах.
Тюлень только сейчас обратил внимание на человека, который его побеспокоил. В его памяти отпечатались всего две характерные черты — жуткая изможденность и горящие безумным светом глаза.
— Плыть в такую грозу — самоубийство!
— Не беспокойся, встреча с Холодными Водами у тебя не сегодня.
— Ха! Все-то Вы знаете!
— Увы, не все, но это я тебе говорю точно, — незнакомец устало вздохнул, — в общем, либо переправляй, либо потом тебе придется своим ходом плыть за паромом на тот берег.
В руку Тюленя легли несколько холодных монет, которые, вкупе со странной, спокойной уверенностью незнакомца в своих словах, привели к тому, что уже через пару минут скрипучий паром неспешно отчалил от опустевшей пристани.
Тюлень сосредоточенно крутил педали, вздрагивая при каждой новой вспышке молнии и беспрестанно размышляя о том, не окажется ли эта переправа последней ошибкой в его скучной и бедной на яркие события жизни. Его немногословный пассажир стоял у поднятого кормового трапа и, не отрываясь, смотрел на удаляющийся берег. Белые отсветы высекали из мрака прищуренные глаза и поджатые губы. Было похоже, что он от кого-то убегал, а переправа представлялась замечательной возможностью оторваться от преследователей.
Упали первые крупные капли дождя. Шелест ливня по воде приглушил все прочие звуки, даже громовые раскаты стали более мягкими. Только лязг мокрой цепи, ползущей по барабану, оставался кощунственно громким и звонким.
Тюлень ничего не заметил, но черный жеребец вдруг дернулся и тревожно заржал. Странный пассажир весь напрягся и подался вперед, перевесившись через перила. Было видно, как побелели костяшки его вцепившихся в ограждение пальцев. С берега донесся глухой удар и звон разбитого стекла.
— Ну вот! — недовольно проворчал паромщик.
Он хотел уже полюбопытствовать, что и с кем не поделил его клиент, и с кем там ему, Тюленю, придется объясняться по возвращении, как вдруг воздух буквально разорвал оглушительный звериный рев. Чистая, рафинированная ярость, отточенная до остроты циркулярной пилы, пронеслась над водой и пронзила тело, наколов его жалкую душонку на свои острые зубья. Тюлень испуганно всхлипнул, подавившись собственным криком. Ему показалось, что этот бешеный рык сорвал с него всю одежду, ободрал кожу, сдул с костей парализованную ужасом трепещущую плоть, оставив лишь туго натянутые и вибрирующие в такт ему голые нервы. От этого звука самая его душа трепыхалась как измочаленный флаг под порывами ураганного ветра. Он даже не успел испугаться, сразу же впав в полный ступор.
Рев взлетел вверх, перекатываясь волнами гнева и отчаяния, затем перешел в пронзительный вибрирующий вой, который резко оборвался, оставив после себя постепенно затихающий глухой рокот.
Наступившая вслед за этим тишина казалась абсолютной, несмотря на продолжающие сверкать вокруг молнии.
— Ч-ч-ч… — Тюлень судорожно перевел дух и попробовал еще раз, — ч-что эт-то было?
— Крути педали, не отвлекайся, — фигура у перил даже не шелохнулась, — и поэнергичней!
Спохватившись, Тюлень вернулся к прерванному занятию. Цепь возобновила свой бесконечный путь вокруг барабана.
Через некоторое время его пассажир покинул свой наблюдательный пост на корме и, пошатываясь, подошел к своему коню и сел у его ног прямо на палубу.
— Где ближайший мост через реку? — устало спросил он.
— Примерно полдня пути вверх по течению.
— Что ж, теперь у нас есть время, — незнакомец закрыл глаза и более не проронил ни слова до самого берега.
Когда он, ведя своего жеребца под уздцы, спускался по опущенному Тюленем трапу, тот не вытерпел и повторил свой вопрос:
— Господин, что за зверь там так рычал?
— Поверь мне, — человек вскочил в седло и посмотрел вслед уходящей на север грозе, а потом перевел взгляд на переминающегося с ноги на ногу паромщика, — будет лучше, если ты этого никогда не узнаешь.
Секунду спустя от него остался только быстро удаляющийся стук копыт.
* * *
Юлис Кочерга уже давно никого не боялся. Да и кого бояться человеку, который в дверь проходит только боком, и может голыми руками хватать раскаленные заготовки прямо из горна. Должность деревенского кузнеца обеспечивала ему всеобщее уважение и даже некоторое благоговение. Он не робел перед власть предержащими, поскольку даже сама Куратор, проезжая мимо по своим делам, обязательно заглядывала в кузницу, чтобы заменить разболтавшуюся подкову, подточить нахватавшийся новых зазубрин меч и перекинуться парой слов. Не страшили его и охотники до легкой добычи, поскольку он таковой отнюдь не являлся. Лет десять назад один неразумный воришка был пойман им прямо на месте преступления. Юлис не стал тратить время на пустые слова, а просто взял железную кочергу и обмотал ее вокруг шеи несчастного, заявив, что снимет ее только в полицейском участке, когда бедолага явится туда с повинной. После чего отпустил. Несчастный продержался недолго и вечером того же дня сдался стражникам. После того случая Юлис и получил свое прозвище.
