– Я почти уверен, что покровителя у этого красавчика Чаритона нет, да и любовника вроде нет… Правда, около него постоянно маячит какой-то угрюмый здоровяк, с которым они вместе обходят Коринф по ночам, подбирая трупы.
– Значит, теперь в асклепионе прислуживают и шлюхи? – предположил Джонас. – Порядочная женщина парик не наденет!
– Порядочная женщина и к асклепиадам не обратится! – отрезал Такис. – Асклепиады… У меня порой руки чешутся разорить их гнездо. Только издеваются над людьми да врут им в глаза!
– Ну, ты же знаешь, им покровительствует сам архонт, – сказал Джонас. – Говорят, они спасли Коринф от маурос танатос…
– Вот именно, говорят! – ухмыльнулся Такис. – Возможно, они нарочно распустили эти слухи, чтобы вызвать к себе почтительное отношение! Что до нашего архонта… Кто его сделал архонтом? Мы, жители Коринфа! Мы, самые знатные и богатые горожане! И он не может ничего запретить нам своей властью, ведь это мы дали ему эту власть! Если он забудет об этом и осмелится спорить с нами, мы отнимем у него власть!
И он подхлестнул коня, направляя его к воротам усадьбы Драконта, к которому его приятели ехали в гости. Прочие последовали за ним, но Драконт замешкался: ему пришлось дважды свистнуть Аристократу, который озирался кругом с тем же выражением растерянности, совершенно неожиданным на собачьей морде.
Тем временем Никарета взмолилась:
– Погоди, Чаритон! Я не могу так быстро бежать!
– Ты поняла, кто это был? – возбужденно повернулся к ней Чаритон. – Драконт Главк! Тот самый скот, который чуть не погубил тебя!
– Он не скот… – выдохнула запыхавшаяся Никарета. – Может быть, он зверь, дикий зверь, может быть, он, как лев или тигр, как истинный дракон, ничего не в силах поделать со своей жестокостью и даже не подозревает о том, что жесток… Но он не скот! Он такой, какой он есть! Ах, как бы хотела понять, что же там произошло, на его галере! Я и боюсь, что у Мавсания пробудится память, – и жажду этого!
Чаритон отвел глаза, скрывая вспыхнувшую в них злость, и подумал, что, не иначе, решил уподобиться болтуну Терситу, даром что не уродлив, как тот!
[91] Кто же его за язык-то тянул? Зачем брякнул при Никарете это имя?! И Чаритон немедленно решил: если даже Поликсена приготовит какое-нибудь чудодейственное зелье для Мавсания, он, Чаритон, украдкой выльет этот напиток, потому что он чувствовал в оживших воспоминаниях Мавсания опасность для Никареты. Опасность крылась не в жестокости Драконта Главка – опасность крылась в этом красивом, надменном лице, в повелительном взгляде этих серых глаз, в том, как вдруг содрогнулся воздух – Чаритон это ощутил всем своим влюбленным, ревнивым сердцем! – между Драконтом и Никаретой.
И впервые в жизни он, признанный красавец, уверенный в своей неотразимости, с тоской и отвращением подумал о своих льняных кудрях и голубых глазах… Чего бы он только не дал сейчас, чтобы глаза его стали темно-серыми, волосы – черными, а главное – чтобы звали его не Чаритоном, а Драконтом Главком!
Коринф, асклепион
– Клянусь рождением Афродиты! – вскричала счастливая Дианта. – Я и не подозревала, что могу сделаться такой красавицей!
В самом деле, парик шел ей куда больше, чем Никарете. Поликсена принесла круглое отполированное зеркало, принадлежавшее еще ее матери, и Дианта не могла на себя наглядеться. При этом она украдкой косилась на Поликсену, которая тихонько сидела в уголке и смотрела то на Дианту, то на зеркало, то на парик с таким странным выражением, что гетера никак не могла понять: хочется Поликсене попросить померить парик – или зарыдать, стыдясь этого своего желания.
Сбоку стоял Окинос, и, перехватив в зеркале его взгляд, Дианта поощрительно подмигнула ему, словно сообщая, что превращение его возлюбленной из сурового асклепиада в женщину не за горами – только самому Окиносу надо действовать более решительно!
Он смутился и отвернулся, делая вид, что и не думал подсматривать за Поликсеной, но в то же мгновение лицо его стало суровым и настороженным.
– Эй, что это там? – воскликнул Окинос, бросаясь к окну и проворно выскакивая в него.
Внезапно раздался разъяренный собачий лай.
Чаритон, который все это время пребывал в состоянии унылой задумчивости, изредка обиженно косясь на Никарету, которая тоже невесть о чем размышляла (дорого бы дала любопытная Дианта, лишь бы узнать, что между ними произошло!), встрепенулся и бросился на помощь Окиносу.
Под окном снова яростно дрались собаки: молосец Пелион – сторож асклепиона и маленький, но проворный черный алопекис.
– И чего ты сюда повадился? – закричал Чаритон, пытаясь прогнать незваного гостя, однако в этот момент мощные челюсти молосца тяпнули песика за ляжку.
Испустив ужасный, почти человеческий вопль, алопекис кое-как вырвался, отскочил и, видимо, решил больше не ввязываться в драку. Однако вместо того, чтобы со всех лап – и целых, и раненых, – бежать прочь со двора, он кинулся к зданию лечебницы и прижался к ногам человека, который украдкой пытался заглянуть в окно того самого покоя, из которого только что выскочили Чаритон и Окинос.
Впрочем, тут же он снова кинулся прочь, преследуемый неумолимым сторожем асклепиона, однако Чаритон о нем уже забыл. Он с изумлением узнал в этом коренастом, бритоголовом, хорошо одетом бородаче, который заглядывал в окно, Зенона, домоправителя Драконта Главка. И мигом сообразил, что песик не просто так вчера увязался за ним – его, конечно, послал услужливый домоправитель, которому очень хотелось найти Чаритона, чтобы все же уговорить его пойти в наложники к Драконту Главку.
К Драконту Главку!
Чаритон от возмущения не мог устоять на месте и кинулся было к Зенону, чтобы вышвырнуть его вон, однако домоправитель Главка в это мгновение вдруг закричал:
– Мавсаний! Ах ты, порожденье Аида, да как же я тебя не убил?!
И с проворством, совершенно неожиданным для его толстобокого, коротконогого тела, он задрал полы одежды и перемахнул внутрь покоя. Оттуда в то же самое мгновение раздался дружный, перепуганный женский визг, в котором Чаритон расслышал только голос Никареты, а Окинос – Поликсены, и это было довольно для того, чтобы они оба совершенно обезумели и, влетев через то же самое окно, как стрелы, накинулись на Зенона, который уже склонялся над спокойно спящим Мавсанием, занеся маленький острый нож, который выхватил из-за пояса… Таким ножом можно перерезать горло одним движением!
Однако Зенон не успел сделать этого: Окинос с силой схватил его за плечо. Но домоправитель оказался проворен, вывернулся и успел чиркнуть Окиноса по плечу ножом, прежде чем Чаритон с силой ударил его под колени, так что ноги у чрезмерно старательного домоправителя Главков подкосились – и он тяжело рухнул на Мавсания.
– Он его задавит! – вскрикнула Поликсена, подбегая и пытаясь оттащить Зенона, но Чаритон и Окинос, не успев даже дух перевести, подхватили тяжелое тело домоправителя, как пушинку, и небрежно швырнули в угол. Голова Зенона ударилась о каменный пол с треском, напоминающим тот, который издает выпавший из рук спелый плод граната.
