Глен восхищенно присвистнул:
— Как у вас все серьезно. Кажется, я знаю, каким будет мой вопрос.
— А вы так и не ответили на мой. Но чтобы вы понимали, у вас самые красивые тела из всех, что мне доводилось когда-либо видеть, — без малейших колебаний заявила я, а потом для убедительности добавила: — Я об анатомическом манекене думала всего минуту, а потом я думала только о том, как вы...
Прикоснетесь ко мне, поцелуете, сделаете меня своей.
Разумеется, это я не сказала. Бо-о-о-оже, да даже если это правда, я не могу говорить такие вещи. И без того много чего наговорила: у моих мужей, казалось, даже лица вытянулись от моих признаний.
— Убедительно, — сделал вывод Блейк, легко сжимая мое бедро. И то, что я пыталась удержать его руку, ни на что не влияло.
— Заниматься любовь в карете — плохая идея, — сказал Глен, закрывая лицо ладонями. — Но мне кажется, что я сейчас не утерплю, превращусь в чудовище и наброшусь.
— Я не против, — вздохнула я, пытаясь унять прошедшее по телу предвкушение. — Но только после того, как вы, наконец, ответите на мой вопрос. В чем все-таки состоит ваша работа? Тайная служба на королей?
— Блейк, ответь, а? Будь другом.
— Будешь должен, — хмыкнул Блейк. — Так сказала практически верно, Марион. Все королевские дела, которые должны оставаться тайно и которыми не могут заняться короли, выполняем мы, — ответил Блейк. — Или то, чем они не хотят заниматься. Это тоже нам приходится делать.
— Можно сказать, что мы первые лица после королей в Остеоне.
— То есть, если короли вдруг погибнут... — начало доходить дом меня.
— Или не обзаведутся наследниками, то нам придется сесть на трон и править Далерией, — закончил Глен. — Как-то так.
Глава 27
— Марион, Марион, измени выражение лица, прошу тебя, — со смехом сказал Глен. — У тебя сейчас такой вид, словно тебе предложили пройти через все существующие в мире пытки, а потом потребовали повторить.
— Лучше пытки, — полушутя ответила я.
Я королева? Сущий кошмар! Это же политика, интриги, козни и постоянные встречи для вежливых бессмысленных разговоров, где любой разговор превращается в театр. Вечная охрана, вечные ограничения и никакой медицины или чего-то более увлекательного, чем политика. Да и королева из меня как... богач из нищего.
— Блейк, кстати, тоже выбрал бы пытки, — рассмеялся Глен. — Он обожает расследования, но ненавидит политику. А во время балов и собраний вечно оставляет меня отдуваться за нас двоих. Эх, жалко короли не видели это твое выражение. Тогда бы у них с самого начала насчет тебя никаких подозрений не возникло.
— Я хотела спросить, а если с королями что-то случится, то разве не будут править их дети?
— Конечно, их дети. Первые Рыцари — это запасной вариант, если с королями что-то случается, а детей не остается. Обычно мы щит и меч государства, — сказал Глен, а Блейк добавил:
— А иногда и казначеи, управленцы и прочее-прочее.
— Получается, что сродни теневым королям Далерии? — вдруг дошло до меня.
— Можно и так сказать. Но мы еще и те, кто отвечает за... хм... адекватность управления. Если вдруг короли сойдут с ума и решат уничтожить свой народ, то мы можем уничтожить их. Как и они могут убить нас, если мы прекратим служить Далерии.
— Скажите, вы же мне это все рассказали не потому, что сомневаетесь в моих целительских способностях или недостаточном усердии по лечению Алисии? И хотите меня таким образом мотивировать, чтобы я усерднее следила за здоровьем королевы и я избежала описанной участи? — напряженно спросила я. Конечно, это навряд ли, но вдруг... вдруг они подумали, что я не использую все, что у меня есть для лечения Алисии? Хотя. Боже, какую глупость я только что спросила! Я поняла это ровно в тот момент, когда Глен засмеялся ни капли не сдерживаясь. И даже Блейк прыснул.
— Простите, я говорю глупости, — повинилась я.
— Ах-ха-ха, это не глупости, это просто гениально! — восхитился Глен. — Я еще никогда не встречал человека, который ненавидел бы власть до такой степени, что нес бы такой бред. Поразительно.
— Ну уж извините. Вся моя любовь досталась медицине, — сказала я. — На политику не осталось ни капли.
— Надеюсь, немного это любви ты дашь и нам, — тихо сказал Блейк. — А не только медицине.
— Вообще-то, это разная любовь, — вяло возразила я.
— Хорошо, если ты и впрямь это понимаешь, — сказал Глен. — Ну, мы ответили на твой вопрос? Или еще что-то хочешь узнать?
— Пожалуй, да, — ответила я. — Можете задавать свой вопрос. Кто начнет первый?
— Позже, — сказал Глен. — Мы уже практически вернулись в особняк. Боюсь, на мой вопрос нельзя будет ответить так легко.
— А на мой можно, — вмешался Блейк. — Марион, скажи, ты раньше когда-нибудь влюблялась в мужчину? В детстве или более сознательном возрасте?
— Нет, — я даже не задумалась над ответом. — Ни разу. Не влюблялась, не встречалась, я даже не уверена, что была ли к кому-то до Блейка симпатия большая, чем дружеская.
— Мы приехали, — сказал Глен, отворачиваясь. Но я успела заметить, что у Блейка, что у Глена уж больно довольное выражение лица.
Карета остановилась, Блейк ловко открыл дверь и помог мне выйти. Я остановилась перед каретой, засмотревшись на странную нитку, прицепившуюся прямо к окну кареты ровнехонько по центру стекла. Странно, как она туда попала? Я потянулась к ней, чтобы снять. Неожиданно нить превратилась в тонкую серебряную цепочку, а в голове у меня раздался чужой голос:
— Еретичка. Ты намеревалась сбежать из страны, чтобы распространить свой мерзкий дар?
Я вроде бы осознавала реальность, видела, что Блейк и Глен что-то делают в карете, а кучер похлопывает лошадь. Но сдвинуться с места, сказать что-то или хотя бы сбросить эту проклятую цепочку у меня не получалось. Словно не мир замер вокруг, а я замерла в этом мире, окаменела.
— Марион, слышишь меня?
Когда я оказалась в объятиях Глена, так и не поняла. И на мое восприятие повлияла совсем не магия, а страх. Панический ужас, от которого дышать получалось через раз и казалось, что этот вдох был последним, а следующий сделать уже не получится. Время исказилось, а я просто пыталась дышать, пока слушала голос в своей голове.
— Давай-ка, разожми руку, не надо трогать с такой силой всякую гадости. Блейк, я справлюсь сам, найди того, кто подкинул нам эту гадость! — звучный голос Глена доносился до меня как из-под воды. — Вот, молодец, правильно, не нужно всякую дрянь подхватывать.
Я наконец-то смогла почувствовать свое тело — Глен отцепил от меня эту проклятую нитку. Но лучше не стало, ноги сразу подкосились, перед глазами все плыло, а мир покачивался. И только то, что Глен держал меня, крепко прижимая и делясь живым теплом, еще удерживала меня от панической истерики.
