– Это такое же поле, как гравитационное или магнитное, – сказала Ева. – Только оно не слабеет с расстоянием, а равномерно пронизывает всё пространство и содержит информацию. Каждый электрон движется сам по себе, но знает про все остальные частицы. Корабли в море тоже движутся сами, но по радио всем одновременно сообщают, как изменить курс, чтобы не столкнуться с другим кораблём или обойти шторм…
– В классической науке, – продолжала Ева, – поведение системы в целом – это сумма действий каждой части. А Дэвид Бом заявил, что всё происходит наоборот, и поведение отдельных частей – это производная от целого. Не события в плазме зависят от хаотичного движения электронов, а движение каждого электрона зависит от событий. Любой частице отведена своя роль. Исполнением этой роли управляет квантовый потенциал, который сообщает электрону необходимую информацию.
Бом противоречил Бору, но тут парадоксальным образом подтвердил его мысль: электроны не являются независимыми частицами материи. Первичная реальность – это не частицы, а именно целое, которое они составляют.
– Если бы вы понимали язык математики, я бы объяснила за пять минут, – снова вздохнула Ева. – На уровне квантового потенциала всё пространство едино, понимаете? Нет смысла его делить на здесь и там, потому что каждый электрон получает информацию обо всех остальных электронах независимо от того, где находится. Это происходит одновременно в каждой точке пространства. Нет разницы между здесь и там. Пространство едино. А связь между электронами – как между изображениями одной и той же рыбы на разных экранах…
Наблюдателю кажется, что частицы существуют отдельно друг от друга и координируют свои действия. А в реальности это не самостоятельные объекты – это разные проявления глубокого единства Вселенной.
К тому времени, когда экспресс из Франкфурта прибыл в Кёльн, у обоих слушателей головы гудели от натуги. Рассказ Евы причудливо сочетался с рассуждениями Мунина. С точки зрения философии целое было важнее и больше, чем сумма его частей. Физика утверждала, что Вселенная едина, и человек пытается по кусочкам уместить её в сознании…
…и как раз это пока в сознании не укладывалось. Шутка Евы об угрозе для психики всё меньше напоминала шутку.
Поезд сбросил скорость, прошуршал по мосту через Рейн, плавно втянулся в гигантское здание Центрального вокзала и замер. Выйдя из вагона, трое компаньонов, не сговариваясь, поглядели вверх. Там на головокружительной высоте ажурные арки поддерживали остеклённую крышу, словно небесный свод, и дневной свет заливал перроны.
Вокзальные часы показывали половину пятого, значит, в Майами было девять тридцать утра. Одинцов мысленно поблагодарил немцев за повсеместную сеть Wi-Fi, велел компаньонам обождать и связался в мессенджере с Жюстиной. Новостей про Штерна не было: секретарь Вейнтрауба как сквозь землю провалился.
– Мы переехали в Кёльн, – сказал Одинцов. – Ты Рихтера предупредила?
– Мог бы не сомневаться. Когда я что-то обещаю, я делаю, – с некоторой обидой ответила Жюстина и дала мобильный номер учёного.
– Найди время свободное, чтобы без спешки и лишних ушей, – извинившись, попросил Одинцов. – Есть разговор.
Жюстина имела право знать про Урим и Туммим. К тому же она могла подкинуть какую-то дельную мысль и помочь с разгадкой тайны камней. А пока Одинцов передал телефон Еве для следующего звонка: со слов Жюстины, Маркус Рихтер вовсе не был академическим сухарём и предпочитал общаться с дамами.
Действительно, в разговоре с Евой учёный проявил чудеса любезности. Он порадовался, что друзья мадам де Габриак приехали так быстро, и посетовал на то, что сейчас занят.
– Я позвоню сразу, как только освобожусь, – пообещал Рихтер. – А вы в Кёльне уже бывали? Нет?.. Чтобы не терять времени, загляните в собор. Он совсем рядом, вы увидите.
Путешественники сдали чемоданы в камеру хранения, вышли на привокзальную площадь – и увидели.
На другой стороне площади темнела махина древнего готического здания, изукрашенного скульптурами, лепниной и кружевом арок. Две почти чёрные башни высотой с пятидесятиэтажный небоскрёб вонзали остроконечные шпили в безоблачную высь. Казалось, внутри собора может легко уместиться современный стадион. Грандиозное сооружение подавляло всё вокруг, и даже вокзал уже не казался таким огромным.
– Шестьсот лет строили, – говорил Мунин по пути к собору. – И всё время что-нибудь доделывают. Есть поверье, что последний день строительства станет днём конца света.
Из бездонной памяти Мунин выудил и поведал компаньонам старинный анекдот про архитектора Герхарда фон Риле, который взялся сделать расчёты уникальной конструкции собора и составить чертежи. Задача оказалась нерешаемой: ошибка следовала за ошибкой, а дело не двигалось. И тогда фон Риле заключил сделку с Люцифером. В назначенный день на рассвете, с первым криком петуха, дьявол должен был принести, нынешним языком говоря, готовую проектную документацию – и забрать бессмертную душу архитектора. Но хитрая жена фон Риле прокукарекала чуть раньше. Герхард получил расчёты с чертежами, а когда раздался крик настоящего петуха, обманутый дьявол понял, что души ему не видать, и в ярости произнёс проклятье: как только собор будет достроен, человечество погибнет.
Мунина переполнял восторг. Мечты его жизни продолжали сбываться. Молодой историк оказался в одном из важнейших центров средневековой Европы и шёл на встречу с легендарным прошлым. Настоящее мигом вылетело у него из головы – вместе с причиной, по которой троица непростым путём перенеслась из Иерусалима в Кёльн. Опасность, от которой пришлось так поспешно бежать, больше не занимала Мунина. За спасение от неизвестных преследователей отвечал хитроумный и могучий Одинцов. Следующий шаг в разгадке тайны древних реликвий предстояло сделать после встречи с местным учёным, а до тех пор можно было наслаждаться очередным подарком судьбы – экскурсией по главному готическому собору Европы.
Одинцов, как ни странно, думал о том же. Троица оторвалась от возможных преследователей и неплохо замела следы. Убийцами Салтаханова начинали заниматься серьёзные люди. В успехе поисков не было сомнений – тем более, убийцы даже не догадывались, что на них идёт охота. Вскоре Маркус Рихтер добавит ясности в историю с камнями Урим и Туммим… События развивались не так быстро, как хотелось бы, но в понятном и приемлемом направлении. Одинцов делал то, что должен, поэтому вполне имел право уделить внимание готике.
Он усвоил во время поисков Ковчега Завета, что готика возникла словно из ниоткуда. Веками люди строили здания, в которых крыша опиралась на стены или частые колонны, и расстояние между опорами не превышало нескольких метров. Но вдруг, словно по щелчку пальцев, европейские архитекторы принялись возводить грандиозные конструкции, разнося опоры на десятки метров, и сами стены стали выше во много раз, и дизайн изменился радикально… Каким путём шла мысль средневековых инженеров и математиков? Где следы этого движения? Неизвестно. Была одна архитектура, потом – хоп! – и появилась другая. Готическая.
