Игги объясняет:
– Мик зимует на Гавайях, он там сёрфингом занимается. Прошлым летом я помогал ему здесь убираться, и он за это дал мне сегвэй на день. У меня всё ещё остался код доступа. Круто, а?
Эллиэнн молча наблюдает за ним, пока Игги набирает код. Я слышу, как замок со щелчком открывается, и мы входим. Игги расстёгивает куртку, и Сьюзи спархивает на пол. Лицо Эллиэнн по-прежнему не выражает никаких эмоций.
– Свет не включать! Нас тут быть не должно, не забыли? – говорит Игги, так что я достаю телефон и включаю фонарик. Я присвистываю.
– Ого! Только посмотрите на все эти велики!
Грубо говоря, пункт проката – это просто огромный сарай с десятками висящих на стенах горных великов и верстаками для ремонта. Над прилавком на уровне головы располагается платформа с матрасом для сна, залезть на которую можно по лестнице. В противоположном конце этого сарая есть кухонька и ванная – вот и всё.
Мик оставил это местечко очень прибранным. Все верстаки чистые, все велики аккуратно убраны на подвесные полки. Вдруг мы слышим странное «арк-арк-арк».
Эллиэнн вращает заднее колесо одного из висящих велосипедов, крутя за педали, и увлечённо наблюдает, издавая этот странный, низкий и лающий звук.
Игги пихает меня и хмыкает.
– Смотри, кто-то веселится!
Веселится – пожалуй, неподходящее слово. Скорее «увлечён». На лице Эллиэнн не написано восторга, только неподдельный интерес. Она переводит взгляд с педали на цепь, вращающую заднее колесо, а потом замечает, что мы наблюдаем.
– Фелосипет, – торжественно говорит она своим хрипло-скрипучим голосом. А потом добавляет: – Я колодна.
В углу магазина обнаруживается выключенный торговый автомат. Игги тянется куда-то за заднюю его стенку, и автомат оживает, загораясь, а через его большую стеклянную витрину становятся видны чипсы и напитки.
– Деньги есть? – спрашивает Игги.
Я шарю в кармане и достаю однофунтовую монету, двадцать пенсов и канцелярскую резинку.
У Игги находится монета в два фунта.
Эллиэнн придвигается ближе и наблюдает, как мы вставляем в автомат деньги, а взамен в большой отсек внизу падают банка кока-колы, пачка кукурузных палочек со вкусом сыра и батончик «Марс».
Под прилавком Игги отыскивает несколько велосипедных фонариков со вставленными батарейками и приносит их в миниатюрное фойе, которое представляет собой пару мягких скамеек, поставленных вокруг стеклянного стола. Мы включаем тепловентилятор, который выдувает пахнущий пылью воздух и слегка согревает нам ноги, но в остальном оказывается бесполезным. Ещё мы обнаруживаем старомодный походный фонарь, и Игги разжигает внутри него огонь найденной тут же сувенирной зажигалкой. Увидев пламя, Эллиэнн вздрагивает, но потом вроде как расслабляется.
И там, при жутковатом свете двух велосипедных фонарей и мерцающей походной лампы, мы наблюдаем, как Эллиэнн пытается съесть то, что мы ей дали, и она рассказывает нам, кто она такая и откуда.
На самом деле, я думаю, без преувеличения, это самая странная история из всех, что доводилось слышать двум человеческим существам, и это включая людей, которые слышали рассказ дяди Яна о том, как он отбился от акулы на Багамах, когда ему было восемнадцать, который в итоге оказался большей частью неправдой.
Глава 45
Пока мы открываем упаковки с едой, Игги поднимает взгляд и похлопывает по сиденью с собой рядом.
– Присаживайся, – говорит он Эллиэнн.
Просто невероятно: мы залезли в полутёмный пункт проката вместе с – теперь я почти полностью в этом уверен – настоящей инопланетянкой из космоса, а Игги ведёт себя в точности как Ма, когда она решает продемонстрировать свои наилучшие манеры.
– Почему? – спрашивает Эллиэнн.
Игги переводит взгляд на меня, а потом говорит:
– Ну ладно. Можешь стоять.
Так что она остаётся стоять – голое, волосатое, человекоподобное существо в резиновых сапогах – принюхиваясь к открытой пачке кукурузных палочек с сырным вкусом.
– Они с сыром, – сообщает Игги. – Сыр делают из молока. Оно богато, эм, разными полезными штуками и… всяким таким.
Глаза Эллиэнн становятся круглыми.
– Из человеческого молока?
Глаза Игги становятся такими же круглыми, как у Эллиэнн.
– Нет! О господи, нет! Из коровьего молока!
– Вы не пьёте человеческое молоко? Кажется, вы «млекопитающие» – ваши самки вырапатывают молоко и…
– Да, да, знаю. Мы пьём его, когда совсем маленькие.
– А потом вы начинаете пить корофье молоко?
Игги кивает.
– Почему?
Он сдвигает кепку на затылок и на некоторое время глубоко задумывается. В конце концов он говорит:
– Думаю, эм… потому что собирать человеческое молоко было бы очень уж странно, как считаешь, Тайт?
Я могу лишь кивнуть. Я думаю: «Почему мы обсуждаем это, когда мне нужно спасать сестру? Еда может подождать!»
Но Игги и Эллиэнн продолжают беседовать.
– А это что такое? – Она указывает на батончик «Марс».
– Это шоколад! Настоящая пища богов!
– Вы таёте сфоим богам пищу?
– Нет! Это просто выражение такое. Хотя, раз уж ты об этом заговорила, думаю, некоторые люди так делают – знаешь, в других культурах…
Это, я думаю, может затянуться надолго.
Эллиэнн отламывает кусочек шоколадки своими длинными пальцами; она обнюхивает его, кладёт в рот, а потом выплёвывает на пол.
– Нефкуссно, – говорит она и трёт длинный серый язык тыльной стороной ладони.
Потом она пробует кукурузные палочки. Их она не выплёвывает, и мы наблюдаем, как она проворно съедает всю пачку.
Мы с Игги доедаем шоколадку. Я открываю банку кока-колы, и Эллиэнн жадно пьёт, а потом, когда пузырьки лопаются у неё в горле и шибают в нос, кривится, отплёвывается и кашляет.
– Что там такое? – спрашивает она и громко рыгает.
Игги пожимает плечами.
– Не знаю, – говорит он. – Это просто… шипучка?
Мне приходится отвернуть лицо от запаха отрыжки Эллиэнн, но я знаю точный ответ.
– Это углекислый газ. CO2. Его добавляют в напитки, чтобы они делались шипучими.
Эллиэнн снова рыгает.
– Почему?
Настаёт моя очередь пожимать плечами.
– Не знаю. Веселья ради, наверное?
Эллиэнн смотрит на меня, часто моргая. Думаю, мои слова её совершенно ошеломили.
Я говорю:
– А теперь мы можем поговорить о Тамми?
