Хоть все эти мысли постоянно кружились у него
в мозгу, его отношение к ней ни в чем не изменилось. Его невинный маленький
друг, его хрупкое дитя, его милая Крошка Доррит — такой она была для него и
такой осталась. А самая их разлука каким-то странным образом пришлась в лад
чувству, которое завладело им с того памятного вечера, когда река унесла вдаль
букет роз, — упорному чувству, что он много старше своих настоящих лет. Он
думал о ней с нежностью, но с нежностью почти отеческой, и даже не догадывался,
как мучительно больно было бы ей это сознавать. Он размышлял о ее будущем, о
том, какого мужа пошлет ей судьба, с заботливым участием, которое разбило бы ей
сердце, погасив в нем последний луч надежды.
В силу обстоятельств своей жизни он все больше
привыкал смотреть на себя как на старика, которому чужды уже мечты, подобные
тем, что заставили его пережить такую внутреннюю борьбу в случае с Минни Гоуэн
(хотя не так уж это было давно, если считать на месяцы и годы). Его отношения с
мистером и миссис Миглз напоминали отношения овдовевшего зятя с родителями
покойной жены. Если бы сестра Минни умерла не ребенком, а во цвете лет, успев
сочетаться с ним браком, их отношения были бы, вероятно, точно такими же. И это
тоже незаметно укрепляло в нем внутреннюю уверенность, что с одной стороной
жизни у него покончено навсегда.
В письмах Минни, судя по их рассказам,
постоянно говорилось о том, как она счастлива и как любит своего мужа; но лицо
мистера Миглза, когда он рассказывал это, так же постоянно было омрачено тенью.
Со времени замужества Минни это лицо больше не сияло радостью, как в былые дни.
Боль, причиненная разлукой с дочерью, не проходила. Он был все тот же —
добросердечный, честный, прямой; но казалось, привыкнув глядеть на портрет
близнецов, чьи личики всегда сохраняли одно и то же выражение, он перенял от
них это свойство, и какая бы смена чувств ни отражалась на его лице, одно
оставалось неизменным: тоска об утраченном.
Однажды в зимний день к воротам туикнемского
коттеджа — где по случаю субботы находился и Кленнэм — подкатил тот знаменитый
экипаж, что так исправно обслуживал население Хэмптон-Корта, изображая
собственный выезд каждого очередного нанимателя. Из него вылезла вдовствующая
миссис Гоуэн и, распустив свой зеленый веер, предстала перед мистером и миссис
Миглз, которых решила осчастливить визитом.
— Как поживаете, папаша и мамаша Миглз? —
милостиво осведомилась она у своих скромных родственников. — Что там мой бедный
мальчик? Вы давно не имели известий от него или о нем?
«Мой бедный мальчик» употреблялось вместо «мой
сын» и должно было в вежливой, ни для кого не обидной форме напоминать, что
мистер Генри Гоуэн сделался жертвой миглзовских козней.
— А наша хорошенькая куколка? — продолжала
миссис Гоуэн. — Когда она вам писала последний раз?
Тут опять-таки заключался деликатный намек на
то, что ее сын увлекся красотой и это слепое увлечение стоило ему многих
преимуществ светской карьеры.
— Право же, — продолжала миссис Гоуэн, не
утруждая себя выслушиванием ответов на заданные вопросы, — Это очень
утешительно, знать, что они пока счастливы. Мой бедный мальчик такой непоседа,
так непостоянен в своих привычках и привязанностях, что это поистине огромное
утешение для меня. Они, верно, бедны, как церковные мыши, папаша Миглз?
Мистер Миглз, неприятно задетый, отвечал:
— Надеюсь, что это не так, сударыня. Надеюсь,
они вполне разумно тратят свои небольшие средства.
— Ах, мой милый Миглз! — воскликнула гостья,
ударив своим зеленым веером собеседника по плечу и тут же ловко заслонясь им,
чтобы скрыть зевок. — Вам ли, человеку бывалому и деловому — вы ведь
по-настоящему деловой человек, не то что все мы…
(Сказано это было все с тем же расчетом:
представить мистера Миглза ловким интриганом.)
— …вам ли говорить о том, что они разумно
тратят свои средства! Мой милый бедный мальчик! Ему разумно тратить какие-то
жалкие сотни! А она, наша куколка! Хотела бы я взглянуть, как она «разумно
тратит»! Папаша Миглз! Вы меня смешите!
— Что ж, сударыня, — сказал мистер Миглз,
нахмурясь, — в таком случае должен, к сожалению, признать, что у Генри размах
не по доходам.
— Голубчик мой — я уж так, без церемоний,
поскольку мы с вами почти родственники, — а ведь в самом деле, мамаша Миглз! —
весело вскричала миссис Гоуэн, как будто впервые додумавшись до этого
несуразного обстоятельства, — мы же почти родственники! Голубчик мой, в этом
мире не все выходит так, как нам хочется.
Еще выпад в том же направлении, который
учтивейшим образом должен был указать мистеру Миглзу на то, что прочие его тайные
замыслы увенчались полным успехом. Миссис Гоуэн сочла этот выпад настолько
удачным, что даже повторила его, заметив: — Да, да, не все. На все в этом мире
никому рассчитывать не приходится, папаша Миглз.
— А позвольте узнать, сударыня, — спросил
мистер Миглз, понемногу багровея, — кто тут на что-то рассчитывал, по-вашему?
— Ах, никто, никто! — воскликнула миссис
Гоуэн. — Я только хотела сказать — но вы меня перебили, спорщик вы этакий. Что
же именно я хотела сказать?
Она опустила свой зеленый веер и задумчиво
уставилась на мистера Миглза, как бы припоминая — зрелище, отнюдь не
способствовавшее охлаждению несколько разгоряченных чувств упомянутого
джентльмена.
— Ах да, вот что, — сказала миссис Гоуэн. — Не
следует забывать, что мой бедный мальчик привык питать кое-какие надежды. Быть
может, оправданные, быть может, неоправданные…
— Скажите лучше, неоправданные, — заметил
мистер Миглз.
Вдова метнула было гневный взгляд; но тотчас
же замахала веером и головой, чтобы затушевать его, и продолжала своим обычным
тоном, словно ничего не случилось.
— Все равно. Так уж он привык, мой бедный
мальчик, и вы это знали и могли заранее представить себе, чего тут можно ждать.
Я по крайней мере предвидела это с самого начала, я ничему не удивляюсь. И вы
не должны удивляться. Не имеете права удивляться. Должны были предвидеть.
Мистер Миглз поглядел на жену, потом на
Кленнэма; потом закусил губу и кашлянул.
— А теперь, изволите видеть, — продолжала
миссис Гоуэн, — моему бедному мальчику объявляют, что ему предстоит сделаться
отцом и нести все расходы, связанные с увеличением семейства! Бедненький Генри!
Но что поделаешь! Поздно уж толковать об этом. Только когда вы говорите, что у
него размах не по доходам, папаша Миглз, не смотрите так, словно вы сделали
открытие. Это уже слишком.
— Слишком, сударыня? — повторил мистер Миглз с
явным недоумением.
