— Впрочем, — сказал он и впервые за все время
посмотрел мистеру Дорриту в глаза, но тут же перевел взгляд на пуговицы его
жилета, — уж если разговор зашел о женской красоте, то нужно говорить о вашей
дочери. Она удивительно хороша собой. Лицо, фигура, все в ней бесподобно. Когда
они вчера приехали, я был просто поражен ее красотой.
Мистер Доррит, польщенный сверх всякой меры,
не мог — кха — удержаться, чтобы не повторить мистеру Мердлу устно то, о чем
уже говорил в письме: что считает союз между их семьями величайшей честью для
себя. И протянул мистеру Мердлу руку. Тот внимательно поглядел на нее, подложил
снизу свою ладонь, раскрытую в виде подноса или лопаточки для рыбы, подержал
немного и вернул мистеру Дорриту.
— Я нарочно пораньше заехал к вам, — сказал
мистер Мердл, — чтобы справиться, не могу ли я быть чем-нибудь полезен, и
предложить свои услуги, а кроме того, прошу сегодня отобедать со мною, и
вообще, покуда вы в Лондоне, оказывать мне эту честь всякий раз, когда у вас не
окажется чего-нибудь лучшего на примете.
Мистер Доррит, слыша такие слова, просто таял
от блаженства.
— Вы к нам надолго, сэр?
— В мои планы входило, — сказал мистер Доррит,
— пробыть недели две, не больше.
— Это весьма короткий срок после такого
долгого пути, — заметил мистер Мердл.
— Кхм. Пожалуй, — согласился мистер Доррит. —
Но должен вам сказать, дорогой мистер Мердл, что, живя за границей, я настолько
лучше чувствую себя — кха — во всех отношениях, что я вовсе не приезжал бы в
Лондон, если бы не два обстоятельства. Во-первых — кха — та счастливая и
почетная возможность, которою я — кхм — наслаждаюсь в настоящее время и которую
— кха — поверьте, высоко ценю; во-вторых, забота об устройстве — кхм — точней
сказать, о помещении, наиболее разумном и выгодном помещении — кха-кхм — моего
капитала.
— Дорогой сэр, — сказал мистер Мердл, снова
пошевелив во рту языком, — если я могу чем-либо помочь вам в этом смысле, прошу
располагать мною.
Мистер Доррит запинался больше обыкновенного,
готовясь коснуться щекотливого предмета, ибо у него не было уверенности насчет
того, как отнесется к этому предмету его знаменитый собеседник. Захочет ли
магнат, привыкший ворочать делами столь крупного масштаба, размениваться на
мелочи, какими для него бесспорно является капитал или состояние отдельного лица?
Любезные слова мистера Мердла рассеяли все сомнения, и мистер Доррит поспешил
рассыпаться в благодарностях.
— Я, право — кха — не смел рассчитывать, —
сказал он, — на столь — кхм — драгоценную привилегию, как ваш непосредственный
совет и помощь. Но и независимо от этого я — кха-кхм — подобно большинству
цивилизованного мира был бы, разумеется, рад следовать за победным шествием
мистера Мердла.
— Мы теперь в некотором роде породнились, сэр,
— сказал мистер Мердл, проявляя настойчивый интерес к узору ковра на полу, — и
я готов по-родственному служить вам чем могу.
— Кха. Ваше великодушие безгранично, сэр! —
воскликнул мистер Доррит. — Кхм. Поистине безгранично!
— Для лица, так сказать, со стороны, — заметил
мистер Мердл, — сейчас довольно трудно получить акции какого-либо солидного
предприятия — я, разумеется, говорю о своих предприятиях…
— Разумеется, разумеется! — вскричал мистер
Доррит тоном, исключающим предположение, что могут быть и другие солидные
предприятия.
— …иначе, как по цене, намного превышающей
номинал. С порядочным хвостиком, как у нас говорят.
Мистер Доррит дал волю своему веселью.
— Ха-ха-ха! С порядочным хвостиком. Прелестно.
Удивительно меткое выражение!
— Однако, — продолжал мистер Мердл, — я обычно
сохраняю за собой право предоставлять в отдельных случаях известные
преимущества — льготы, как некоторым угодно это называть, — рассматривая такое
право как своего рода вознаграждение за мои труды и хлопоты.
— И предприимчивость и смелость мысли, — с
энтузиазмом подсказал мистер Доррит.
Мистер Мердл сделал судорожное глотательное
движение, точно проталкивая в себя комплимент, как пилюлю, и затем повторил:
— Своего рода вознаграждение. Если хотите, я
подумаю о том, как употребить это право (к сожалению, ограниченное, по причине
людской зависти) в ваших интересах.
— Вы очень добры, — сказал мистер Доррит. — Вы
чересчур добры!
— Само собой разумеется, — сказал мистер
Мердл, — деловые взаимоотношения требуют от участников безукоризненной, кристальной
честности, полной откровенности н безоглядного доверия во всем; иначе нельзя
делать дела.
Столь благородные чувства вызвали горячее
одобрение мистера Доррита.
— Таким образом, — сказал мистер Мердл, — речь
может идти лишь о некоторой скидке.
— Понимаю вас. Об определенной скидке.
— Да. Определенной заранее и совершенно
открыто. Что же касается совета, — продолжал мистер Мердл, — это другое дело.
Мое скромное мнение…
О! Скромное мнение! Мистер Доррит никому не
мог простить малейшей недооценки в этом вопросе, даже самому мистеру Мердлу.
— …принадлежит только мне, и я вправе делиться
им. с кем захочу, не погрешив против своего нравственного долга по отношению к
ближнему. А потому, — заключил мистер Мердл, сосредоточив свое внимание па
повозке мусорщика, в эту минуту проезжавшей под окнами, — тут я всегда к вашим
услугам.
Снова мистер Доррит усердствует в выражениях
признательности. Снова мистер Мердл проводит рукой по лбу.
А затем — тишина и молчание. Взгляд мистера
Мердла прикован к жилетным пуговицам мистера Доррита.
— Пора, — сказал мистер Мердл, разом встав с
кресла, словно он только и дожидался своих ног, которые ему, наконец, подали. —
Меня ждут в Сити. Вы не собираетесь выезжать, сэр? Я с удовольствием подвезу
вас, куда прикажете. Мой экипаж в вашем распоряжении.
Мистер Доррит вспомнил, что ему нужно
повидаться со своим банкиром. Контора его банкира находится в Сити, Вот и
прекрасно; мистеру Мердлу это даже по дороге. Но не задержит ли он мистера
Мердла, ведь он еще без сюртука. Нет, нет, пустяки, мистер Мердл охотно
подождет. Мистер Доррит вышел в соседнюю комнату, поручил себя заботам своего
камердинера и через пять минут воротился во всем парадном великолепии.
