На мое имя был положен небольшой капитал, к
которому я имела доступ через поверенного. Я должна была пойти в гувернантки. Я
так и поступила. Мне удалось получить место в одной титулованной, но небогатой
семье, где были две дочери — совсем еще маленькие девочки, но родителям
хотелось, чтобы по возможности их вырастила одна воспитательница. Мать была
молода и хороша собой. С первых же дней она всячески подчеркивала свое любезное
обращение со мной. Я прятала свой гнев; но я отлично распознала в этом блажь
госпожи, которая знает, что могла бы совсем по-другому относиться к своей
служанке, если бы захотела.
Как уже сказано, я прятала свой гнев; но я не
поддавалась на ее любезности и тем давала понять, что раскусила ее. Когда она
предлагала мне вино, я пила воду. Когда за обедом она посылала мне какое-нибудь
особо лакомое блюдо, я всегда отказывалась и ела то, чем пренебрегали другие.
Таким образом, все ее благодетельные поползновения наталкивались на преграду с
моей стороны, и это позволяло мне чувствовать себя независимой.
Я полюбила детей. Это были тихие, застенчивые
девочки, однако мне думается, они могли бы привязаться ко мне. Но в доме жила
нянька, румяная толстуха, всегда прикидывавшаяся веселой и добродушной, которая
вынянчила обеих и сумела завладеть их сердцами, еще до моего появления. Быть
может, я даже примирилась бы со своей участью, если бы не эта женщина. Не
всякий на моем месте заметил бы, как ловко она устраивалась, чтобы постоянно
отвлекать от меня внимание детей. Под предлогом уборки моей комнаты, заботы о
моем белье и платье и разных мелких услуг (о которых ее никто не просил) она
вечно торчала на глазах. Но главная ее хитрость состояла в том, что она будто
бы старалась вызвать в детях любовь ко мне. Казалось, ей только и дела было
уговаривать их: «Смотрите, какая мисс Уэйд добрая, какая она милая, какая
красивая. Мисс Уэйд так любит вас. Мисс Уэйд образованная, она много читала
книг, она вам расскажет интересные сказки, каких я рассказывать не умею.
Посидите, послушайте мисс Уэйд!» Могла ли я расположить к себе своих
воспитанниц, когда душа у меня кипела от возмущения при виде этих низких
происков. Могла ли я спокойно смотреть, как они отворачивают от меня свои
невинные личики и тянутся ручками к ней, а не ко мне. Она же оглядывалась на
меня и говорила, отводя от лица их локоны: «Ничего, мисс Уэйд, они к вам скоро
привыкнут, они хорошие, ласковые девочки, сударыня, вы не огорчайтесь,
сударыня», — а сама радовалась моему поражению!
Вот что еще проделывала эта женщина. Доведя
меня своими подлостями до приступа самой черной тоски, она приводила ко мне
детей и говорила, чтобы показать им разницу между собой и мной: «Тсс! Бедняжка
мисс Уэйд нездорова. Не шумите, мои душеньки, у нее головка болит. Подойдите,
приласкайте ее. Спросите, очень ли ей больно, уговорите ее прилечь. Уж не
расстроились ли вы чем, сударыня? Полноте, сударыня, все пройдет!»
Это становилось невыносимым. Однажды, когда я
сидела одна и боролась с охватившим меня отчаянием, вошла миледи, моя госпожа,
и я сказала ей, что решила уехать. Я больше не могу оставаться под одной
кровлей с этой Доз.
— Что вы, мисс Уэйд! Да наша бедная Доз так
нас любит. Она бы все для вас сделала!
Я предвидела этот ответ и была готова к нему
заранее. Не смею спорить со своей госпожой, сказала я, но я решила уехать.
— Мисс Уэйд, — сказала она, тотчас же
исполнясь высокомерия, которое всегда так прозрачно маскировала, — мне кажется,
я ничем не давала вам повода употреблять это противное выражение «госпожа».
Может быть, я неумышленно что-нибудь такое сказала или сделала? Прошу вас,
скажите, что именно?
Я отвечала, что не жалуюсь на свою госпожу и
не жалуюсь своей госпоже; но я решила уехать.
Она с минуту колебалась, потом села рядом и
взяла меня за руку. Словно эта высокая честь могла стереть любые обиды!
— Мисс Уэйд, я подозреваю, что ваше тяжелое
настроение вызвано причинами, которые не от меня зависят.
Одно из слов, произнесенных ею, заставило меня
кое-что вспомнить, и я усмехнулась.
— Должно быть, у меня просто тяжелый характер.
— Я этого не говорила.
— Этим очень удобно все объяснять, — заметила
я.
— Возможно, но я этого не говорила. Я имела в
виду нечто совсем другое. Мы с мужем не раз с грустью замечали, что вы никак не
освоитесь в нашем обществе.
— Еще бы! Где уж мне, миледи!
— Я, кажется, неудачно выбрала выражение — его
можно истолковать неверно, что вы и сделали. (Она не ожидала такого ответа, и
он пристыдил ее.) Я только хочу сказать, что вы, видно, не счастливы здесь. Это
щекотливый вопрос, но — женщине всегда легче понять женщину — словом, у нас
явилась мысль, что, может быть, вы чересчур сильно переживаете какие-нибудь
семейные обстоятельства, в которых вы меньше всех повинны. Если так, мы от всей
души просим вас, забудьте об этом. У моего мужа, как всем известно, была горячо
любимая сестра, которую закон не признавал его сестрой, но которая пользовалась
всеобщей любовью и уважением…
Мне тотчас же все стало ясно: они взяли меня в
дом в память этой умершей женщины, и еще для того, чтобы радоваться своему
превосходству надо мной; нянька знала это, и потому так беззастенчиво досаждала
мне; дети отворачивались от меня, смутно прослышав, что я не такая, как другие.
В тот же вечер я покинула этот дом.
Переменив за короткий срок еще два или три
места, о которых не стоит рассказывать подробно, ибо все там складывалось
примерно так же, я попала в семью, где была одна только дочь, девушка лет
пятнадцати. Родители, пожилые люди, были богаты и занимали видное положение в
обществе. Среди прочих гостей в доме часто бывал молодой человек, племянник
хозяев, которого они вырастили. Он стал оказывать мне внимание. Я дала ему
резкий отпор, так как заранее решила, что не потерплю ни от кого в доме жалости
или снисхождения. Но он стал писать мне письма, и дело кончилось тем, что мы
обручились.
Он был годом моложе меня, а выглядел еще более
молодым. Он приехал в отпуск из Индии, где служил, и вскоре должен был получить
повышение по службе. Решено было, что через полгода мы поженимся и уедем в
Индию, а до тех пор я останусь жить в доме его родных, и там же состоится
свадьба. Этот план ни у кого не встретил возражений.
