Миниха, способного в два счета задавить любой заговор, при дворе уже не было. Будучи и первым министром, и президентом Военной коллегии, он приобрел чересчур уж много власти – и против него, как это частенько случалось во все времена и у всех народов, ополчились былые соратники по перевороту. Кончилось все тем, что младенец-император очередным именным указом освободил Миниха от всех занимаемых должностей. Правда, тот остался на свободе: и Антон, и Анна настолько убоялись даже отставного фельдмаршала, что часто меняли спальни – опасались повторения печальной истории с Бироном. Причем и арестовать, что забавно, боялись…
А меж тем здесь же, в стольном граде Петербурге, сидела в своем дворце царевна Елизавета свет Петровна, уже дважды отодвинутая от трона. Отодвинуть отодвинули, но все это время ей, согласно положению, полагался собственный, хотя и невеликий, двор. Как говорится, воюют не числом, а умением. Возле Елизаветы пребывали несколько честолюбивых камер-юнкеров: Алексей Разумовский (с некоторых пор ее постоянный любовник), братья Александр и Петр Шуваловы, Михаил Воронцов. А главное, лейб-медик француз Лесток, интриган опытнейший. Придворную карьеру начинал еще при Петре I – тот, правда, его и загнал в казанскую ссылку за «неосторожное обращение» с дочерью придворного служителя (думаю, ясно, что там было), но Екатерина I его вернула, и Лесток попал к Елизавете.
Эта-то теплая компания и стала прикидывать шансы… По всему выходило, что шансы велики: это при воцарении Анны Елизавете противостояли бы слишком многие сильные люди, зато теперь, когда брауншвейгскую чету никто ни в грош не ставил (да и сама чета жила как кошка с собакой), попробовать безусловно стоило… Риск, конечно, но и банк при удаче можно сорвать такой, что дыхание спирает…
Елизавету стали уговаривать решиться. Она поначалу откровенно боялась. Ее прельщали грандиозной выгодой от затеянного предприятия, а в конце концов, чтоб уж наверняка, наплели, что зловредная Анна якобы собирается ее арестовать и отправить в сибирскую ссылку.
Подействовало. Елизавета в сопровождении всего-то трехсот восьми гвардейцев и дюжины придворных выступила, опять-таки темной ночью. По дороге от отряда отделялись небольшие «ударные группы» – арестовывать отставного, но тем не менее опасного Миниха, Остермана, Левенвольде.
Случился первый в русской истории штурм Зимнего дворца, где жили Антон с Анной. Второй, который устроили большевики, собственно говоря, был вовсе и не штурмом: красногвардейцы и матросы понемногу просачивались внутрь через многочисленные, никем не охранявшиеся входы, а когда их набралось достаточно много, обезоружили всех, кто там был, и арестовали Временное правительство.
В мелких перестрелках тогда, правда, погибли то ли пять, то ли шесть человек. Первый штурм оказался и вовсе бескровным. Опять-таки никакого штурма и не было: Зимний охраняли всего четверо солдат. Восемь преображенцев Елизаветы, изображая очередной ночной патруль, подошли к ним и быстренько повязали. После чего все остальные вошли в Зимний беспрепятственно. Антона арестовали играючи, словно котенка за шкирку сграбастали. В спальню к Анне (где она почивала, как обычно, в компании Юленьки Менглен) Елизавета вошла самолично и позвала:
– Сестрица, пора вставать…
Все, приехали. Елизавета даже заботливо понянчила младенца-императора, приговаривая:
– Бедный, невинный крошка! Во всем виноваты твои родители.
Кто б сомневался… Вот только Елизавета до самой своей смерти будет держать под замком как «бедного невинного крошку», так и его родителей. Впрочем, мы о Бироне…
Бирону свезло. В свое время он, на свое счастье, не обидел Елизавету ни словом, ни делом, отношения у них всегда были хорошие, а потому Елизавета его быстро вернула из ссылки. В Петербург и Москву, впрочем, не вернула, отправила в новую ссылку – но уже в Ярославль, в гораздо более комфортные условия. Бирону построили немаленький дом, назначили большое содержание от казны, вернули кое-какую мебель, серебряную посуду, кареты, библиотеку, полтора десятка слуг. Так он и прожил двадцать лет, пользуясь полной свободой передвижения по городу, даже выезжал на охоту. Все эти годы его неотступно при любом выезде сопровождали караульные, обитавшие и в доме. Согласитесь, это все-таки лучше, чем четырехкомнатная изба в глухой деревушке…
В 1762 году новый император Петр III Бирона из ссылки вернул, а сменившая его супружница Екатерина годом спустя отпустила в Курляндию герцогствовать. Герцогом Бирон пробыл шесть лет, потом, когда ему было уже далеко за семьдесят, передал курляндский трон старшему сыну Петру, ушел, как говорится, на покой, еще три года прожил в своем имении, потом умер. По сравнению с другими сиятельными заворуями ему, можно сказать, повезло, настоящего лиха, в общем, и не хлебал…
Да, кстати. Еще одна забавная деталь. В Энциклопедическом словаре 1863 года в статье об Анне Леопольдовне написано, что она «в 1741 г. уступила власть Елизавете». Вот так вот по-дружески взяла и уступила. Добровольно и с песней…
О заворуйстве во времена Антона и Анны нам известно мало, но не подлежит сомнению, что оно цвело пышным цветом, поскольку времена стояли какие-то расхлябанные, и серьезный прежде контроль значительно ослаб…
При Елизавете все продолжалось как обычно. Главных заворуев прежних времен определили в Сибирь, в том числе и фельдмаршала Миниха, тоже порой путавшего личную шерсть с государственной. Правда, по сравнению с другими он поживился гораздо меньше (о чем подробно во втором томе, где пойдет речь о коррупции в армии). По злой иронии судьбы, Миних двадцать лет пробыл в ссылке в Пелыме, в том самом доме, что спроектировал для Бирона (вряд ли это было сделано умышленно – пустовал удобный для размещения ссыльного дом, вот его туда и определили).
То ли легенда, то ли быль гласит: Бирон и Миних повстречались на дороге в Пелым – один возвращался из ссылки, другой туда ехал. Возки разминулись, старые враги и кивком друг друга не поприветствовали. Как говорит французская пословица – если это и неправда, то хорошо придумано…
Так уж подшутила Большая История, что оба постоянных фаворита Елизаветы (сначала Алексей Разумовский, потом Иван Шувалов) оказались людьми бескорыстными (что для фаворитов всех времен и народов большая редкость).
Разумовский (в девичестве – сын простого казака Алеша Розум) принимал от венценосной подруги высокие чины, ордена, земельные и денежные пожалования – но вот сам в казну руку не запускал и взяток не брал. Вполне себе бескорыстно помогал приезжавшим в Петербург землякам, улаживая их дела. Что интересно, в отличие от многих других выходцев из самых что ни на есть низов, взлетевших высоко, Алексей Разумовский ничуть не пытался свое происхождение скрыть (в отличие от того же Меншикова, в свое время раздобывшего документы, что он якобы происходит из старинного рода литвинской шляхты). Наоборот: в своем кабинете, в стеклянном шкафу, он держал свою свитку, в которой когда-то пас скотину, и пастушью дудку. Каждому новому посетителю, прежде у него не бывавшему, показывал этот шкаф и не без гордости комментировал: вот, дескать, с чего начинал и куда теперь взлетел!
