— Очень приятно, что ты так высоко оцениваешь мою, как ты выразилась — задницу и готова к продолжению нашего маленького банкета.
— И не надейся, Бьорн, — процедила Лена, но по едва заметному румянцу прекрасно было видно ее смущение.
Все же, какая она у меня красивая. Нежная. И язвительная. Все, как я люблю.
Но останется ли она моей после того, как я ей все объясню? Что она скажет после того, как узнает, что после закрепления нашей связи она ни с кем, кроме меня, больше не сможет быть?
Ни один мужчина, будь он человеком или уж тем более оборотнем, больше не посмеет к ней и близко подойти, чувствуя на ней мой запах. И принадлежность.
Человеческие мужчины с этого момента будут ощущать отторжение и опаску. И будут обходить десятой дорогой.
Но что, если она все же выберет этот путь? Жизнь без меня. Закроется и отгородится. Будет винить в том, что я ей испортил жизнь и лишил будущего. Будет пытаться вернуться к прошлой жизни в отместку.
Например, попробует все же завести знакомство с мужчиной, чтобы понять, правду ли ей сказал или нет. Ведь этот факт я утаивать не собирался.
При мысли о других предполагаемых мужчинах зверь внутри заворочался и заскребся, пытаясь выбраться наружу. Посылая мне мысли-образы, что я идиот. И нужно сейчас не думать о других самцах, о подмять под себя нашу самочку, чтобы делом доказать: кроме нас, ей больше никто не нужен. Чтобы поняла. Что только мы ей нужны и только с нами ей будет хорошо.
Выдохнув, сжал кулаки, усмиряя внутри взбешенного зверя, уже подобравшегося слишком близко к коже. Уже готового вот-вот вырваться наружу, явив нашей паре свою истинную сущность. Подмять под себя свою самку, взять и вновь заклеймить укусом. А лучше, покусать всю. И особенно возле мокренького, готового нас принять, местечка.
Сжал кулаки, не обратив внимания на выступившие когти, оцарапавшие до крови грубую кожу.
Тому, что описал в своих образах зверь, будь Лена моего вида и имея звериную сущность, я был бы даже очень рад. И с восторгом позволил подобному случиться. Но Лена была почти человеком. И не пережила бы игрищ оборотня.
Понимая, что самоконтроль летит к чертям и я не справляюсь, ощерился, утробно зарычав. Беря медведя под жесткий контроль, загоняя его глубоко внутрь, попутно объяснял, где он ошибся в своих суждениях. Почему не прав.
Отдаленно услышал тихий возглас Лены. Она испугалась.
В ноздри забился ее запах. Нежный, нужный, напополам с опаской и страхом.
Зверь мгновенно присмирел и виновато заскулил, наконец осознавая, и сам ушел вглубь подсознания.
Медленно вскинув голову, встретился с ее ошалевшим, опасливым взглядом и щитом в виде подушки.
— Кто ты на самом деле такой, Бернар Бьорн? — просипела она. — Что ты такое?
* * *
Лена
Не знаю, в какой момент все пошло не так. В какой момент все изменилось и в какой момент этот день, повернув не туда, стал верхом абсурда.
Сначала я переспала с Бьорном. И сама до конца не поняла, как же так получилось. Вот я стою возле ванной, опираясь спиной на закрытую дверь, а вот через минуту уже вижу Бьорна, и внутри словно что-то екает, а в голове пусто и странно.
Затем приходят непонятные и не менее странные чувства. Которые сейчас и идентифицировать не могу, кроме как назвать это помешательством.
Бредом свихнувшейся матки.
Затем были прохладные простыни и дикий, необузданный секс. И мне он понравился. Признаться, в первый раз я была готова согласиться со всем написанным в эротических книгах. Потому как большую часть написанного испытала сама.
Затем все усложнилось.
Понимая, что в большей степени произошедшее со мной было не совсем нормальным, я не всерьез спросила у Бьорна.
Не всерьез. Ведь уже была готова списать произошедшее на всплеск гормонов. Правда, откуда и с чего этим гормонам было бы взяться, тоже непонятно. Но не была готова к последствиям своего вопроса.
Лучше бы он отшутился. Или и вовсе промолчал, нежели бы я узнала неприглядную и даже страшную правду. Ну, или с какой стороны посмотреть.
Но он не отшутился. Не промолчал. А я узнала.
И теперь, сидя на постели с остекленевшим взглядом, боясь вдохнуть горячий терпкий воздух, отрешенно смотрела на то место, где еще пять минут назад сидел чертов Бьорн, не зная, что с этой правдой делать. И как жить дальше.
А еще теперь с легкостью могла сопоставить все эти вдохи, выдохи, трепещущие крылья носа и утробные нечеловеческие рыки. Хищные звериные черты.
Все оказалось просто и до абсурдного неправильно. Сложно.
Он был прав. Моя жизнь действительно перевернулась с ног на голову. Оставляя один бьющийся в сознании вопрос.
Что делать дальше.
Минутами ранее
Разнеженная и, что уж там, удовлетворенная я, с неким маниакальным удовольствием смотрела, как чертов самец, сверкая шикарной упругой задницей и длинными рельефными ногами, натянул штаны. Пряча в них свое внушительное орудие удовольствия. Притянул стул, уселся на него, расставив ноги по бокам, и откинулся на спинку.
Его прищуренный янтарный взор снова прошелся по моему завернутому им же самим в одеяло тельцу. Ехидные искры сменились неприкрытой нежностью и чем-то таким еще, что я даже испугалась. А вдруг померещилось? Но, приглядевшись, судорожно вздохнула. Не померещилось.
В груди сдавило, а сердце радостно трепыхнулось. Неужели я ему не безразлична? Неужели он действительно чувствует ко мне что-то большее, чем похоть и желание нагнуть и приставить свой каменный бархатный член к моему сокровенному?
Однако, всего через какие-то доли секунды все изменилось. Настолько, что от мимолетной, но всепоглощающей радости не осталось и следа.
Грудную клетку снова сдавило, только на этот раз далеко не от радости. От опаски и некого животного древнего страха.
На лицо Бернара набежала мрачная тень, а красивые губы поджались. Не знаю, о чем он сейчас думал. Но вряд ли о чем-то приятном.
Но затем стало еще хуже.
Мощные ладони крепко сжались, раня до крови кожу ладоней. Янтарные глаза остекленели. Смуглое лицо побледнело.
Мужчина тяжело задышал, а после произошло и вовсе нечто такое, из-за чего у меня возникло только одно стойкой желание. Выпорхнуть из окна. И как можно скорее.
Он зарычал.
Не так, как бывает, когда обычный мужчина зол. И он кричит. Или высказывает свое недовольство. И в его голосе действительно, бывает, проскальзывают рычащие нотки. Это все понятно. И именно подобное, подсознательно, мы называем рычанием, начитавшись любовных современных романов.
Нет.
Совсем, нет.
