— Много ты знаешь о слове "никогда", Ян, — шепотом отвечает отчим мне на ухо, затем прикусывает мочку и прижимает к себе так, что практически отрывает от пола.
Я выдергиваю руки из-под крана и влажными пальцами вцепляюсь в предплечье Рустама, которое обвило мою талию.
— Ты обещал… обещал, что не тронешь меня, пока вопрос с Сашкой не разрешится, Рустам… ты мне обещал…
— Я помню, что обещал, Яна. Скоро все решится, — мужчина носом трется о мою шею, пальцем цепляет свисающую лямку майки и тянет еще ниже, отчего слегка прохладный воздух пробирается к моей груди. — Очень хочется прикоснуться к тебе… Невыносимо хочется, Яна.
* * *
Сухие горячие губы мужчины скользят по шее, щеке, запечатывают поцелуй в уголке губ. Он осторожно поворачивает меня к себе лицом, подхватывает за бедра и сажает на стол, сам вклинивается между моих ног и фиксирует ладонью затылок, заставляя смотреть ему в глаза. Вторая рука Рустама накрывают лямку топа, болтающуюся на уровне локтя, мне не нужно опускать взгляд вниз, чтобы понять — майка открыла грудь с одной стороны. Я чувствую холод, чувствую, что твердый сосок больше ничем не укрыт, не спрятан от жадных глаз мужчины, которого я собираюсь ненавидеть всю оставшуюся жизнь за чувства, что он во мне вызывает, за то, к чему принуждает, и о чем думает, когда смотрит на меня.
— Пусти… — зажмуриваю глаза и плотно сжимаю губы. Пусть не думает, что может заставить меня смотреть на него, заставить хотеть поцелуя, гадать, каким он будет. Напористым, нежным, жестким, осторожным? Не хочу знать. Мне неинтересно.
Рукой тянусь к майке, чтобы прикрыть оголившуюся грудь, но Рустам перехватывает мое запястье и заводит руку за спину.
— Не закрывайся от меня.
— Я не хочу, чтобы ты меня разглядывал. Отпусти меня. Я хочу уйти к себе, — хриплю, все еще не открывая глаз. Жаль, что нельзя перестать дышать или ощущать прикосновения так же просто, как перестать видеть, сомкнув веки, потому что запах табака и геля для душа, горячая теплая кожа мужчины под пальцами, эрекция, упирающаяся в мою промежность, все это слишком сильно действует на меня. Всего этого слишком много. — Пожалуйста, позволь мне уйти, Рустам.
Мужчина какое-то время молчит. Я слышу лишь его тяжелое дыхание и шум воды из крана, бьющей по металлической раковине. Его пальцы массируют мой затылок, губы почти касаются губ. Я могу солгать себе, что мне неприятны эти ощущения, но какой в этом смысл, ведь все предельно очевидно. Во всяком случае, очевидно для меня. Остается лишь успокаивать себя тем, что влечение к нему — чисто физиологическая реакция. Это всего лишь химия, Яна. С ней ты можешь справиться. Пусть это ужасно, пусть стыдно, но желания тела не так страшны, как желания души и сердца, а я знаю, что на самом деле он мне отвратителен. Он мне не нужен и никогда не будет нужен. Так ведь?
— Мне нравится, что ты теперь называешь меня просто по имени.
— Это ничего не значит!
Правда. Не значит. По крайней мере не значит того, что он мог бы предположить. Мне удобнее называть его Рустамом и думать о нем так, потому что это хотя бы немного делает его чужим для меня, посторонним мужчиной, никак не связанным со мной и моим прошлым, и несмотря на то, что это прошлое существует и всегда будет существовать между нами, я вполне сознательно пытаюсь от него отдалиться, чтобы не ощущать себя мерзкой, гадкой, чтобы не презирать себя.
— Это значит очень много, Яна, — его губы проходятся по моему подбородку и слегка прикусывают его, рука ложится на лопатки, пальцы слегка надавливают, заставляя прогнуться и выпятить грудь вперед. Я ничего не могу поделать с волной жара, разливающейся по бедрам и животу, когда его губы скользят ниже, целуют кожу над грудью, обхватывают сосок, окружив теплой влагой рта, и всасывают его. Так нежно, словно опасаясь навредить мне, напугать.
— Боже… — выдыхаю, вцепившись пальцами в его волосы. — Ты — чудовище. Зачем ты заставляешь меня переживать все это? Зачем?! — тяну за волосы сильнее, чтобы намеренно причинить ему боль, чтобы отвлечься от разрастающегося с каждым движением его языка желания.
Он выпускает сосок из рта, еще раз целует кожу над грудью, затем губами касается моих губ и хрипит:
— Очень трудно удержаться. Невероятно трудно. Намного тяжелее, чем было раньше… Глаза открой, Ян.
Неистово качаю головой и лишь сильнее зажмуриваю веки. От напряжения внизу живота и в промежности становится больно. Слезы собираются в уголках глаз от собственного бессилия. Ну, почему все так?! Почему именно он?!
— Ты же… сказал, что будешь спать с другими… пока… что не будешь меня трогать.
Что я несу?! Я совсем рехнулась?!
— Посмотри на меня.
— Нет! Я не хочу! — начинаю кричать, затем резко тяну лямку топа вверх, прикрыв грудь. — Не хочу смотреть на тебя и не хочу, чтобы ты на меня смотрел и трогал! Хочу уйти. Или сам уходи! Уходи туда, где ты был ночью! Тебе что, мало?! Сколько же тебе нужно?!
Эмоции захлестывают меня. Я по-прежнему не знаю, где он был, но мне необходимо его сейчас оттолкнуть, чтобы оказаться в безопасности. Знаю, что рискую, говоря это, ведь он может сорваться, а может действительно уйти, и потом мне снова будет тошно, потому что я и его не могу принять, и того, что он с кем-то, а не со мной тоже. Но если Рустам продолжит меня целовать и ласкать, я взорвусь.
— Ты сама не знаешь, чего хочешь, Ян.
— А ты знаешь, да?!
— Знаю, — спокойно отвечает Рустам. — Потому что через все эти сомнения я уже прошел.
Мужчина обхватывает мою руку, которой я неистово сжимаю ткань топа на груди, расцепляет пальцы и что-то вкладывает мне в ладонь. На ощупь это бумага, сложенная в несколько раз.
— Я ни с кем не был ни вчера вечером, ни ночью. И мало мне только тебя. Всегда будет мало.
Он уходит, а я наконец нахожу в себе силы открыть глаза. Слезы, скопившиеся в уголках, тут же стекают по щекам. Я опускаю взгляд на бумагу, что он вложил мне в ладонь, и дрожащими пальцами разворачиваю. Обычный листок с самым важным для меня содержимым на свете. Сашкин рисунок. Девочка, а рядом с ней маленький мальчик, снизу корявыми буквами написано "Яна, я тИбя люблю!" Букву Я братишка написал не в ту сторону, а И зачеркнута, сверху подписана Е. Я смеюсь и прижимаю листок к груди. Слезы текут от нежности и тоски.
Получается, вчера Рустам Сашу видел, поэтому сказал, что скоро все решится? Он не был с кем-то, а занимался вопросами, связанными с моим братом.
— Это нечестно… нечестно…
И я собиралась с ним играть? Как?! Как это сделать и не проиграть себе же? Я теперь даже не уверена, что Регина играла. Я ни в чем больше не уверена, кроме одного — ему всегда будет меня мало.
* * *
Следующие несколько дней мы с Рустамом практически не пересекаемся. Он уезжает рано утром и возвращается, когда я уже сплю. Бывает, что не сплю. Выглядываю в окно, когда слышу шум колес автомобиля по щебенке, вижу, как мужчина направляется к дому, замечаю его уставшее лицо, после чего сбегаю в комнату и не выхожу, пока он не ляжет спать. Пару раз он подходит к моей двери, но внутрь не заглядывает. Это какой-то "больной" ритуал. Я слежу за ним, он следит за мной, но мы не подходим друг к другу после того случая на кухне.
