– Это тут при чем? У Матвея был посттравматический синдром, он не мог решиться снова встать к столу, только и всего. Ему требовалась пара бесед, чтобы обрести вновь уверенность в своих силах. И детская травма тут ни при чем.
– Нет разницы, в каком возрасте получена травма, мешающая человеку нормально функционировать, понимаете? – Иващенко поправил очки на переносице. – С детскими просто чуть сложнее работать. Вы ведь не хотите, чтобы Ненашева ушла, правда? Она вам подходит, я это понял. Так давайте сделаем все, чтобы ей не пришлось уйти по иным причинам.
«Господи, до чего ж он иногда бывает липучим, просто ужас, – пронеслось у меня в голове. – Как осенняя муха ранним утром – невозможно скрыться. Но, похоже, он прав, раз так настаивает. Надо бы навести еще справки об этой Ненашевой. Я, кстати, и сама заметила, что упоминание об отчиме вызывает у нее негативную реакцию. Может, к нему напрямую и обратиться?»
Эта идея показалась мне неплохой, тем более что и в горздрав заехать поводов я могла найти массу, а там уж незаметно вырулить разговор на нужную тему ничего не стоит.
– В общем, так, Иван Владимирович, – я закрыла окно и повернулась к психологу. – Пока действуйте по обычной схеме – не хватило одного сеанса, чтобы сделать выводы, потом еще одного… ну, не мне вас учить. Расположите ее к себе, вы ведь отлично умеете это делать, раз даже со мной справились. А там будет видно.
– С вами я так и не справился, – вздохнул Иващенко, вставая с дивана. – Вы по какой-то удивительной причине напрочь отвергаете психологическую помощь.
– О, вот только не начинайте снова, Иван Владимирович! – предостерегающе произнесла я. – Мы не будем возвращаться к этой теме, у нас достаточно иных.
– Все, я понял, испаряюсь, – улыбнулся психолог, забирая пустые чашки. – Тогда просто поддержите меня и мою позицию, если вдруг Ненашева придет к вам с жалобой.
– Так постарайтесь, чтобы не пришла.
Иващенко кивнул и скрылся за дверью, а я, нацепив на нос очки, взялась за описание операции.
Ульяна
Место у операционного стола всегда придавало ей уверенности в себе – как будто там она чувствовала, что владеет необходимыми навыками, доступными далеко не каждому. И человек на столе полностью зависит от ее умения, от того, насколько верен у нее глаз, насколько тверда рука, ясны мысли.
Ульяна любила эту минуту до первого разреза – когда только принимаешь от медсестры скальпель и удобно зажимаешь его в руке. Всего несколько мгновений разделяли жизнь человека на «до» и «после», которые потом останутся только на фотографиях. И часть «после» полностью зависит от нее, Ульяны Ненашевой, а потому нужно сосредоточиться и сделать все правильно и красиво. Как, собственно, она и умела.
Она всю жизнь добивалась, чтобы ее ни с кем не сравнивали, не ставили на одну доску, потому что глубоко в душе всегда боялась проиграть, не выдержать сравнения, оказаться хуже, не оправдать ожидания. И добилась своего – ее знали как Ульяну Ненашеву, челюстно-лицевого хирурга с хорошими отзывами и высоким рейтингом у пациентов.
Но, как оказалось, не всегда желаемое приносит удовлетворение. Вот и Ульяне не принесло. Она решила идти дальше, попробовать себя в пластической хирургии, в восстановлении лицевых костей и тканей.
Пройдя обучение, она почувствовала себя увереннее и, услышав об открывшейся вакансии в клинике Драгун, сразу решила, что обязана попасть туда, потому что учиться надо у лучших, а соревноваться с сильнейшими – так ее учили.
И все бы хорошо, если бы… Если бы не белесый худощавый очкарик Иван Иващенко, сумевший буквально за час перевернуть в ее голове все, что Ульяна много лет старательно раскладывала по полочкам – одна и с психоаналитиком из Москвы.
Они бились несколько лет – а Иващенко хватило часа, чтобы снова все разрушить, и теперь Ульяна, шагая в операционную, уже не была так уверена в себе, как еще вчера.
«Зачем ему еще один сеанс? Что он хочет от меня? Что попытается выяснить? Как мне собраться и поставить блок, не дать себе настолько расслабиться, чтобы не наговорить лишнего? Я так долго училась не говорить лишнего, не думать, не вспоминать. Я не выдержу, – думала она, с ожесточением ведя намыленную губку от пальцев к запястью. Бросив беглый взгляд в зеркало над умывальником, Ульяна заметила, что лицо осунулось – ночью она плохо спала, металась по постели, пару раз вскакивала, думая, что пропустила звонок будильника. – Да соберись ты, в конце концов! Ты хирург или тряпка безвольная? Тебя человек на столе ждет, надеется, что ты ему лицо поправишь, а ты… Жалеет она себя, курица!»
Слово «курица», произносимое с презрением, служило выражением крайней степени гнева у ее тренера Петра Степановича Мухина, и именно это слово всегда приводило Ульяну в чувство на соревнованиях, когда что-то не ладилось. Сейчас тоже сработало – Ненашева выпрямилась, расправила плечи, и лицо приняло сосредоточенное выражение.
«Вот так! А то ишь…» – Она локтем закрыла кран и спиной вошла в операционную, чтобы ничего не касаться вымытыми руками.
Медсестра Люба подала халат, потом перчатки, приветливо улыбнулась, помогая их натянуть.
– Как настроение, доктор?
– Отлично. Можем начинать.
Из операционной Ульяна вышла в приподнятом настроении – все прошло быстро и почти безукоризненно, даже анестезиолог, которому, как ей показалось, она не нравилась, и то поднял большой палец, когда клиентку перекладывали на каталку.
«Почему я чувствую себя как ординатор-первогодка, проведший свою вторую в карьере операцию? – думала Ульяна, размываясь. – Я врач первой категории, подобных операций сделала много, а ощущения, как в первый раз. Может, мне не помешали бы беседы с психологом время от времени? Интересно, если предложить ему такой вариант, его безучастная мина сменится на что-то другое?»
Эта мысль показалась ей забавной, и Ульяна улыбнулась своему отражению, закрыла кран и, вытерев руки, отправила полотенце в корзину для белья. Взяв с вешалки белый халат и натягивая его на ходу, она вышла из оперблока и направилась в отделение – посмотреть, как себя чувствует клиентка, которую недавно сняли со стола, дать распоряжения постовой сестре и потом уж садиться писать описание операции и назначения на вечер.
– В ординаторскую? – раздалось за спиной, и Ульяна резко остановилась, обернулась – прямо на нее двигался Матвей Мажаров, на ходу старавшийся попасть рукой в рукав халата. – Напугал? Извините, – произнес он, поравнявшись с ней.
– Нет, я задумалась просто. Да, в ординаторскую.
– Как прошло?
– Вроде хорошо.
– Вроде? То есть вы не уверены в результате?
Сердце Ульяны заколотилось, кровь прилила к лицу:
– Нет. В результате я уверена. Но доля сомнений…
– Доля сомнений, Ульяна Борисовна, в нашем деле вещь, конечно, хорошая, но не совсем правильная. Вы должны четко знать, чего хотите добиться в результате оперативного вмешательства, представлять, каким станет лицо вашего клиента – и не сомневаться в себе.
