Теперь все ultra, все преступает границы, как в мыслях, так и в поступках. Никто не знает самого себя, никто не понимает элемента, в котором живет и действует, предмета, который обрабатывает. О чистой простоте нечего и говорить. Молодые люди слишком рано берутся за перо, а потом увлекаются потоком времени. Богатство и быстрота, вот чему удивляется свет, и вот за чем все гонятся. Образованный мир выдумывает железные дороги, быстрые почты, пароходы и всевозможные удобства сообщений, чтобы переполнить свое образование и все-таки не выйти из посредственности. Распространение посредственного образования есть, кажется, необходимый результат всеобщности…
Эта любопытная смесь замечаний об ускорении темпа жизни и вызванной им эрозии культуры и ценностей, хотя и высказанная языком несколько архаическим, звучит поразительно знакомо.
Итак, в ускорении жизни нет ничего нового; удивительно, однако, то, что это ускорение носит всеобщий характер и может быть выражено в численном виде и подтверждено путем анализа данных. Более того, применение математики социальных сетей позволяет соотнести это ускорение с механизмами положительной обратной связи, которые способствуют творчеству и новаторству и являются источником многих преимуществ и недостатков социального взаимодействия и урбанизации, и объяснить его с научной точки зрения. В этом отношении города оказываются машинами ускорения времени.
Сжатие социально-экономического времени – это одна из наиболее заметных и имеющих наиболее далеко идущие последствия черт современной жизни. Несмотря на то что оно пронизывает жизнь всех и каждого, ему до сих пор уделялось явно недостаточное внимание. Я хотел бы привести здесь историю из своего личного опыта, иллюстрирующую ускорение времени и те изменения, которые оно приносит.
В первый раз я приехал в Соединенные Штаты в сентябре 1961 г., на учебу в магистратуре физического факультета Стэнфордского университета. Я доехал на поезде, который тянул паровоз, от лондонского вокзала Кингс-Кросс до Ливерпуля, сел там на канадский пароход «Императрица Англии» и почти десять суток плыл через Атлантику и по реке Святого Лаврентия, пока не достиг Монреаля. Там я переночевал и сел на автобус компании Greyhound, который доставил меня в Калифорнию за четверо суток с учетом ночевки в отделении YMCA
[137] в Чикаго, где у меня была пересадка на другой автобус. В целом это путешествие стало для меня замечательным во многих отношениях приключением, не в последнюю очередь благодаря тому, что оно дало мне превосходную возможность познакомиться с разнообразием, многогранностью и эксцентричностью американской жизни, а также ощутить огромные географические размеры этой страны. Даже сейчас, пятьдесят пять лет спустя, я все еще пытаюсь осознать все то, с чем я встретился в этом путешествии, продолжая свои попытки разгадать смысл и тайну Америки и всего, что она олицетворяет.
Хотя я происходил из семьи довольно скромного достатка, такое путешествие было типичным для большинства студентов того времени. В общей сложности путь из Лондона в Лос-Анджелес, где я остановился у друга, прежде чем меня отвезли в Пало-Альто, занял у меня более двух недель. Сегодня даже самый бедный студент может совершить путешествие из Лондона в Лос-Анджелес менее чем за двадцать четыре часа, а подавляющее большинство преодолевает это расстояние намного быстрее. Прямой перелет длится в наше время около одиннадцати часов, и даже в конце 1950-х гг. вы могли с удобством долететь от Лондона до Лос-Анджелеса менее чем за пятнадцать часов – если, конечно, вы могли себе это позволить. Однако если бы я предпринял то же путешествие лет за сто до того, оно могло занять многие месяцы.
Это лишь один яркий пример того, насколько сократилось за последнюю пару сотен лет время, необходимое для путешествий. Это обстоятельство часто выражают расхожим образом: мир сжался. Понятно, что на самом деле мир не сжимался: расстояние между Лондоном и Лос-Анджелесом как было, так и осталось равным 8800 км; сжалось время, и его сжатие имеет глубокие последствия для всех аспектов жизни, от личного до геополитического. В 1914 г. знаменитый шотландский картограф Джон Бартоломью, придворный картограф Георга V, опубликовал «Атлас экономической географии», замечательное собрание данных и фактов об экономической деятельности, ресурсах, здоровье, климатических условиях и бог знает чего еще обо всех известных местах всего мира
[138]. Одной из уникальных иллюстраций этого атласа была карта, показывающая, сколько времени занимает путешествие в любую из крупных областей планеты. Это очень поучительная карта. Например, границы Европы отстояли друг от друга на расстояние пяти суток пути: теперь их разделяет всего несколько часов. Точно так же в 1914 г. границы Британской империи распространялись на несколько недель пути, а сегодня ее призрачные останки можно пересечь менее чем за сутки. Путь до большинства точек Центральной Африки, Южной Америки и Австралии занимал более сорока суток, и даже до Сиднея нужно было добираться больше месяца.
Но длительность переездов – это лишь одно из проявлений поразительного ускорения темпов жизни, вызванного головокружительным распространением сжимающих время инноваций. Только на протяжении моей жизни мы стали свидетелями появления в области транспорта реактивных самолетов и скоростных поездов, в области связи – персональных компьютеров, сотовых телефонов и интернета, в области снабжения товарами и продуктами – дистанционной торговли и ресторанов быстрого питания с обслуживанием без выхода из автомобиля, в области домашнего хозяйства – микроволновых печей, стиральных и посудомоечных машин, в военном деле – газовых камер, ковровых бомбардировок и ядерного оружия и так далее. А если говорить о более ранней эпохе, можно представить себе, сколь революционными были перемены, принесенные паровым двигателем, телефоном, фотографией, кинематографом, телевидением или радио.
Один из наиболее иронических аспектов всех этих чудесных изобретений (за исключением, может быть, ужасных средств уничтожения) состоит в том, что все они обещали облегчить нашу жизнь, сделать ее более управляемой и, следовательно, дать нам больше свободного времени. Во времена моей молодости ученые мужи и футурологи говорили о великолепном будущем, которое обеспечат нам такие экономящие время изобретения, и активно обсуждался вопрос о том, что мы будем делать со всем тем свободным временем, которое окажется в нашем распоряжении. При наличии дешевой энергии из ядерных источников и этих фантастических машин, которые будут делать за нас всю физическую и умственную работу, наша рабочая неделя станет короче, и у нас останется масса времени на наслаждение жизнью в компании родных и друзей, наподобие той несколько скучной привилегированной жизни, которую вели дамы и господа из аристократических классов прежних веков. В 1930 г. великий экономист Джон Мейнард Кейнс писал:
