– Девушка, неужели мы такие страшные? Вы же только что нам кофе приносили и нисколько нас не испугались. Вот, вы уронили…
Нагнулся и галантно подал ей аккуратную метелочку из перьев неведомой птицы. Линда конвульсивно стиснула ручку, глядя на них обоих с нешуточным страхом. Я ничего не понимал, но эту непонятную сцену следовало загасить побыстрее, и я распорядился:
– Ступайте, ребята, собирайтесь. Мы тут сами разберемся…
Они ушли (Мазуров явственно пожал плечами). Линду, такое впечатление, бил легонький озноб.
– Что случилось? – спросил я, подходя вплотную. – Ты им в самом деле только что кофе приносила, и нисколечко они тебя не напугали, офицеры как офицеры…
– Теодор… – прошептала Линда побледневшими губами. – Они же все мертвые, Теодор, все девять…
Я ничуть не удивился – просто сделал стойку, как хорошая охотничья собака. Прекрасно помнил, что девочка эта непростая. И откуда она могла знать, что через час с четвертью в поиск уходят именно девять? И почему видела их мертвыми?
Ясность следовало внести немедленно.
– Пойдем-ка, – сказал я, крепко взял Линду за локоть и повел в свой кабинет. Она шагала, как сомнамбула, лицо оставалось бледным. На стул уселась, как деревянная кукла. Я потянулся было к графину с водой, но передумал, достал из шкафчика початую бутылку коньяка и плеснул пальца на полтора. Подал ей, распорядился:
– Ну-ка, одним глотком! Живо!
Она таким же машинальным движением лунатички взяла у меня стакан и осушила со сноровкой бывалого солдата. Закашлялась, правда, я добросовестно похлопал ее по спине. Всмотрелся. Народное средство себя показывало: щеки медленно приобретали нормальный цвет, глаза становились осмысленными.
– Что ты видела? – спросил я, не теряя времени.
– Я? Ничего…
– Врешь, – сказал я. – Что-то ты видела… думается, не глазами, и это тебя страшно перепугало. Я не знаю, как это зовется… Какие-то способности, которые далеко не у всякого человека есть. А один парень прямо назвал тебя колдуньей.
– Ну какая я колдунья, Теодор? – сказала Линда беспомощно, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Совершенно не умею колдовать.
– Поверю пока что, – сказал я. – Но эти вот способности у тебя явно есть. Иначе почему та троица нахалов у моста вдруг вместо тебя увидела собственные трупы? В самом неприглядном виде? И решила не испытывать судьбу и убраться восвояси…
– Они рассказали? – вырвалось у Линды.
– Не все, – сказал я. – Один. Но мне и одного хватило, чтобы понять: ох, девочка ты непростая… Не знаю, колдунья ты или кто там еще, но что-то такое ты умеешь, никаких сомнений. Вот и сейчас… Что-то ты такое увидела? Все они мертвые… С чего ты взяла? Линда, дело серьезное. Это разведчики, через час они уходят к немцам в тыл, так что я должен знать, в чем тут дело. Ясно?
Она наконец подняла на меня глаза, сказала тихо, почти шепотом, так что я едва разбирал слова:
– Ты не поверишь… Мало кто верит…
– Представь себе, я из тех, которые верят. Доводилось в жизни видеть кое-что… необычное. И относиться к нему очень серьезно. Линда! У нас мало времени. Если что… Они все будут на твоей совести – ты что-то знала, но промолчала… Ну?
Она вскинула глаза:
– Теодор… А ты меня не прогонишь… такую? Я привыкла, что люди боятся… таких вещей.
– Лично я – ни капельки, – сказал я чистую правду. – Навидался в жизни кой-чего и пострашнее, чем девчонка с непонятными уменьями. – Я взял ее за плечи и легонько встряхнул. – Прогоню я тебя в одном-единственном случае: если промолчишь, а они и в самом деле погибнут… Понятно тебе? Нет времени, Линда! Если уж ты с нами, кончай молчать!
– Теодор, ведь ты наверняка коммунист, – сказала она уже другим голосом, означавшим, пожалуй, что от сопротивления и отнекиваний отказалась. – Вам вроде бы не положено верить в такие вещи…
– Знаешь, я не всегда был коммунистом, – сказал я нетерпеливо. – Был когда-то просто мальчишкой из глубокого лесного села. По сравнению с ним ваши места – сущий Париж. И навидался всякого, что в глуши еще встречается… как оказалось, и у вас. И на войне видел… всякое, во что коммунисту верить не полагается. Понятно? Так что не будем терять время. Что ты увидела? Линда, времени мало!
Она вскинула на меня большие серые глаза, в которых все еще таился страх:
– Они все были мертвые, лица восковые, глаза незрячие, в одну точку смотрят… У кого горло перерезано, и у всех раны в груди, такое впечатление, прямо в сердце… За тем лейтенантом, с усиками, шли еще четверо, среди них были те трое, что приставали ко мне тогда на мосту… За вторым, с азиатскими скулами – трое… И все они были не в форме, а в комбинезонах с зелеными пятнами, с капюшонами… Я видела такие у отца в какой-то книге, знаю, это называется «маскировочные халаты», их носят разведчики… Только в книге пятна были другие, не такие… И я видела, что они, все девять – мертвые…
Верить ей следовало безоговорочно. Чересчур уж фантастическое стечение обстоятельств потребовалось бы, чтобы она узнала обычным путем, сколько разведчиков пойдут в обеих группах… да и как бы узнала, что они разведчики, что выходят в поиск? Как ей все это удается, я не собирался ломать голову, тем более сейчас, когда я верил, что группы на маршруте подстерегает неизвестная опасность, грозящая смертью всем без исключения. Об одном надо было думать – как этой опасности избежать…
И все дальнейшие действия производить с учетом только этого, отсекая и откладывая на потом все побочное. Окажись тогда в Полесье на конкретной должности человек, не склонный высмеивать Неведомое и отрицать его с порога, все обернулось бы иначе. Потому-то и он поверил – вынужден был поверить, – но двое отличных ребят уже погибли…
– Там, в лесу, что-то есть, – тихо сказала Линда.
– Что? – напористо спросил я. – Что-то из того, о чем ты тогда, за чаем, рассказывала жуткие легенды?
Настроение у меня сейчас было такое, что я готов был поверить во что угодно. Потому что оно сулило смерть моим солдатам. Тут уж не до материализма…
– Нет, – мотнула головой Линда. – Это люди. Но они все равно – смерть для твоих солдат.
Долго раздумывать не приходилось. Окруженцы, конечно. И необязательно немцы – сейчас по лесам хоронилась уйма всякого народа с нечистой совестью, озабоченная одним – как бы не попасть к нам в руки. Надо полагать, в немалом количестве, и достаточно хваткие, чтобы разделаться с девяткой разведчиков. Никто не озаботился прочесать лес – и надобности такой не было, несерьезным он показался, маленьким…
– А ты можешь увидеть, кто там? Сколько их? – спросил я.
– Нет, – не раздумывая, кажется, с сожалением ответила Линда. – Будь это ночью… А сейчас, днем, и Марс не в том знаке… Долго объяснять, почему так обстоит…
– И не надо, – решительно сказал я. – Не время. Ничем долгие объяснения не помогут… Что же, выходит, ничего нельзя сделать?
