Переходя из одной комнаты в другую, исследуя громадные залы, я с трудом удерживала правильный настрой, старалась не отвлекаться на прямо-таки врезающиеся в глаза предметы интерьера.
Дом от музея отличался мало. Картины маслом, статуэтки, причудливая мебель… Содержимое коттеджа я могла бы изучать целый день.
В гардеробной едва не заблудилась. В море шуб чудом нашла островок пуховых курток и выбрала самую неприметную черную, без ярких надписей и стразов.
Честно говоря, не сомневалась, что Анатолий выгонит из гаража на десяток машин очередную "Инфинити". Напарник удивил. Он взял пикап "Тойота", открыл передо мной дверцу и ненавязчиво поторопил кивком.
Привычно села рядом, улыбнулась. Поймала себя на повторяющемся нежелательном стремлении прикоснуться к вампиру. Чужие мысли и мечты, или теперь мои?
Нежное томление подменило так необходимую воинственную собранность. Сумела избавиться от него — приобрела гораздо более неприятное чувство тревоги. Мучительно размышляла, в пути молчала, слушая непривычно тихую для наших поездок эпическую музыку.
Анатолий тоже долго не произносил ни слова. Изредка на меня поглядывал без властного пренебрежения, как на соратника, а не на бесполезный багаж.
— Послушай, друг, — вкрадчиво начала я трудный и опасный спор. — При всем уважении к твоим незаурядным способностям, боевому опыту и прочим заслугам, ты серьезно считаешь, что мы вдвоем победим злодейскую ораву? Пропасть вампирья, могущественного колдуна и, может быть, еще кого-нибудь до кучи. Бешеного оборотня, к примеру, или сразу стаю бешеных оборотней. Как тебе такой расклад? Не знаю, какие у тебя претензии к Отделу, то тут реально складывается ситуация, когда не помешает помощь моих коллег. Даже так… скажу прямо… Без их помощи нам не справиться. Мы обречены. Признай, что я права на все сто процентов. Перестань упрямиться и разреши мне позвонить ребятам. Уверена, они все поймут и поверят, что для людей ты не опасен, а значит, им не враг.
— Дети Отдела — мои враги навеки. Охотники и перевертыши убили моих родителей, — Анатолий быстро глянул на меня, резко крутанул руль на повороте.
— Веская причина для ненависти?
— Тех людей, уверена, давно нет в живых. При чем тут ребята московской команды? Им я могла бы объяснить.
— Нет, — Анатолий огрызнулся, не показывая клыков.
Я снова надолго смолкла, не переставая усердно думать. Нужно было понять, как выжить в безумной бойне, как призвать на помощь друзей, если мне они еще друзья… А если нет? Вдруг ребята считают, что я превратилась в дикую вампиршу и внесли меня в список на уничтожение? Ничему больше не могла удивляться.
Спасая меня от голода и жажды, Анатолий купил у придорожной лоточницы банку квашеной капусты и бутылку сладкой газировки. Ядреная получилась смесь, но бабулька ничего другого не продавала. Отсвечивать в забегаловках мы не рисковали. Вдруг нас объявили в розыск?
От нервного перегорания спасли воспоминания прародительницы. Яркие, живописные!
***
Конрад Тевтонский привел Марью к пустой карете, запряженной двумя вороными конями. Успокоив лошадей, он придержал их за поводья. Марья не хотела думать о том, кем были приглашенные на бал господа, чье место предстояло занять вампирам, и о том, что с ними сталось. Надела неудобное тесное белье, пышное светло-зеленое платье, шелковые чулки, перчатки и нарядные изящные туфельки, которые ей оказались чуть великоваты, но в них она смогла приноровиться ходить, а потом и танцевать.
Конрад помог ей закрепить на голове тяжелый каштановый парик, украшенный зелеными бантами. Сам он переоделся в неудобный шелковый наряд: белая рубашка, золотистый жилет и такого же цвета узкие штаны до колена, шелковые чулки и почти дамские туфли, только без остренького каблука. Длинные волосы зачесал под красную ленту.
Чихая, вампиры наскоро напудрились и нарумянились по моде.
Усадив любимую в карету, Конрад занял место кучера и только на пороге дворца графа Бельского "перевоплотился" в приезжего чужеземного князя, а Марью представил женой.
Сияние тысяч свечей ослепляло чувствительные глаза вампирши. Марья жмурилась, сетуя на то, что не может всласть полюбоваться великолепным убранством зала, прочитать сюжеты фресок и масляных полотен, рассмотреть прекрасные мелочи в роскошных одеяниях и украшениях господ и дам. Странные вычурные наряды, еще более странные танцы, малопонятные пугающе длинные речи, загроможденные заморскими словами… Все вокруг ей казалось чужим.
Блеск роскоши резал глаза, а всеобщая громоздкая лесть давила на разум.
Конрад помогал освоиться, показывал движения и подавал примеры вежливых приветствий. Тевтонский познакомил Марью с графом Бельским и большой семьей этого добродушного старика, подвел к знатным дамам и ненадолго в их компании оставил, переметнулся к господам.
Невольно морща нос от пыльного ветерка трех красивых вееров, Марья пыталась поддержать беседу, но быстро засмущалась, устаревшие слова так с языка и слетали, а новомодные словесные громадины на нем никак не помещались, и она сбежала к возлюбленному.
На душе становилось все пасмурней и тяжелей. Не спасала надежная близость любимого, не подстрекал задорной искоркой мерцающий в его карих глазах за пределами людского зрения рыжий огонь.
Резвый танец должен был спасти от скуки, но у Марьи с каждым прыжком все сильнее тревожно ухало сердце в стянутой тесным корсетом груди. Мысли затуманились. Боясь упасть в обморок, вампирша присела в широкое мягкое кресло, тяжело дыша.
— Что с тобой, любовь моя, — Конрад прикоснулся к ее руке выше перчатки, нежно провел кончиками пальцев по горячей коже. — Тебе от света дурно или от жары? Не сразу я и сам к свечному пламени привык и к духоте. Но видишь, я освоился среди людей. Все краски, звуки, запахи необъятного мира подвластны мне и навредить не в силах. Я мечтал, чтоб ты увидела, какую красоту теряешь по доброй воле.
— Все верно молвишь, — тяжело вздохнула Марья. — Мне надобно привыкнуть к жизни новой, неизведанной. Как быстро времена меняются! За ними грех не успевать. Ты не волнуйся. Я освоюсь. Маленечко передохну и снова в пляс пущусь. Как долго мои ноги лишь погони знали… А в минувшей юности я так любила песни, танцы! Еще девицей незамужней выходила в круг подруг на веселых праздниках престольных и как в омут в пляс ныряла!
— Граф Бельский созывает приятелей на интересную беседу. Я тебя оставлю ненадолго, — извинился Конрад, отступая.
Марья прислушалась к неугомонному беспокойному сердцу, прикрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть от яркого света, но увидела другое пламя. Не уютное свечное, а разрушительное пожара. Горело ее любимое село.
Под властью неотступного видения, Марья вскочила с кресла, от людских гудящих тесных кучек спряталась за резной колонной, от нее перескочила к другой, и такими стремительными перебежками добралась до парадной двери.
Не обращая внимания на окрики удивленного лакея, слетела вихрем по высокой лестнице, оставив на ступенях обе туфельки. Высвободила из каретной упряжи одного из вороных коней и вскочила на него, подгоняя мчаться во весь опор к селению Полянки.
