Арка не поняла, что он имел в виду. Жеоргон повернул к ней голову. Его осоловевшие от выпивки глаза вдруг странно блеснули.
– Хочешь увидеть кое-что интересное, ученица? Идем-ка, – предложил он, не дожидаясь ответа.
Профессор повернул свое парящее кресло к ближайшей аллее.
Арка смотрела ему вслед, разрываясь между любопытством и беспокойством, ведь Ластианакс приказал ей остаться во внутреннем дворе и глядеть в оба.
– Ой, ну и ладно, – сказала она вслух.
Девочка поспешила догнать парящее кресло, уже исчезавшее за зарослями древовидного папоротника. Аллея была пустынна, лишь несколько странных животных спали в своих клетках, полускрытые растительностью. Чем дальше они углублялись в тропический лес, тем тише становился шум праздника. Вскоре все разговоры и музыка смолкли, тишину нарушало лишь гудение парящего кресла и шорох папоротников. Не сводя глаз с учителя, Арка спросила себя, не лучше ли повернуть назад. Жеоргон никогда не вызывал у нее особой симпатии, и она прекрасно знала, что не является его любимой ученицей. Отказавшись пойти с ним, девочка лишь усугубила бы и без того неважное мнение, сложившееся у профессора о ней; к тому же она была заинтригована до глубины души. Что Жеоргон хочет ей показать?
В какой-то момент Арка начала задаваться вопросом, не совершает ли она ошибку. Что, если Триериос в свое время тоже последовал за изувеченным преподавателем магической механики по темному коридору? Вдруг между пышными листьями вспыхнуло оранжевое сияние.
Несколько мгновений спустя они оказались перед большой магическомеханической дверью из орихалка, достаточно высокой, чтобы в нее смог пройти великан. Дверь была встроена в каменную стену и почти невидима со стороны аллеи из-за обильно произраставшей вокруг зелени. Колесный механизм образовывал сложную геометрическую фигуру, а поверх нее стояла печать. Парящее кресло повернулось к Арке.
– Магмеханические двери – моя специальность. Василевс попросил меня подновить эту пятнадцать лет назад, когда были высечены статуи. Активируй вместо меня печать открытия, я не смогу дотянуться до нее с этим чертовым креслом.
Арка подошла к двери и встала на цыпочки. Когда она положила ладонь на шестерни, ей пришло в голову, что активировать неизвестную печать не очень разумно, но дверь вдруг завибрировала. Мгновение спустя механизм пришел в движение, и дверь открылась с легким щелчком. За ней обнаружился холодный зал, погруженный во тьму. Далеко впереди, в глубине помещения, виднелся какой-то желтоватый свет.
– Старый тронный зал, – сказал профессор. – Василевс переделал его сто шестьдесят два года назад.
Парящее кресло скользнуло в открывшийся проем. Поколебавшись несколько долгих секунд, Арка последовала за ним, сжав кулаки, настороженная, готовая к бою. Ей не нравилось, как развиваются события.
Через несколько мгновений очертания зала стали более четкими: огромное вытянутое помещение, половину которого занимала большая, выгнутая полумесяцем лестница, ведущая вниз. Там стояло на почтительном расстоянии друг от друга около дюжины странных светящихся сундуков, именно от них исходило желтоватое сияние. Суровая пустота этого зала разительно контрастировала с остальной частью дворца.
Кресло проплыло над ступеньками лестницы и двинулось к сундукам. Арка последовала за ним, сначала медленно, потом, поняв, что все ступеньки одинакового размера, перешла почти на бег.
– Впечатляет, правда? – сказал профессор, маневрируя своим креслом среди сундуков. – Они пробыли здесь сто шестьдесят два года, ожидая… Словно кто-то однажды придет и разбудит их.
Сначала слова профессора озадачили Арку, но потом она поняла, что на самом деле перед ней не сундуки, а хрустальные саркофаги. Внутри лежали тела детей, одетые в роскошные светящиеся тоги.
На Арку накатила тошнота. Она подошла к ближайшему саркофагу. В нем лежала маленькая девочка, как две капли воды похожая на статую, которую Арка недавно видела во внутреннем дворе. На первый взгляд казалось, что ребенок мирно спит, однако тонкая фиолетовая линия, пересекающая шею, показывала, что малышке не суждено проснуться.
Не в силах отвести взгляд от тела, Арка с трудом произнесла, тяжело ворочая языком:
– Но как удалось?..
– Это не бальзамирование, – ответил профессор. – Сразу после их смерти, произошедшей в этом самом зале, применили очень сложную печать консервации. Василевс сохранил их такими, какими они были при жизни.
Арке стало и вовсе не по себе. То, что прежде было кровавым историческим фактом, внезапно стало реальностью. Тела лежали здесь, словно наглядные свидетельства преступления, совершенного амазонками-основательницами. Девочка попятилась, охваченная сильным волнением. Ей редко случалось приходить в такое душевное смятение при виде трупов, хотя она повидала их немало.
Лица детей и подростков окружали ее, молчаливые, загадочные, словно погруженные в вечный сон, к которому живые не могли иметь доступа.
– В этом никого нет, – сказала Арка, указывая на пустой саркофаг, самый большой из всех.
– Его занимал старший наследник.
Профессор по очереди подхватил свои неподвижные ноги и переставил поудобнее.
– Пятнадцать лет назад, когда я заканчивал ремонтировать дверь, тело старшего наследника украли. Никто так и не понял, кто это сделал, как и зачем. Без модели скульптор так и не сумел создать портретную статую. Василевс его выгнал.
Жеоргон вдруг резко развернул кресло и взлетел вверх по лестнице.
– Заканчиваем визит вежливости, пора возвращаться, – заявил он не терпящим возражений тоном.
Чувствуя безмерное облегчение, Арка поспешила следом за профессором, оставив позади пустой саркофаг и двенадцать наследников, навечно замороженных сразу после смерти.
Ластианакс
Ластианакс огляделся в поисках слуги или скорее подноса, на который можно было бы поставить опустевший бокал. Пестрая толпа гостей расплывалась у него перед глазами. В центр внутреннего двора только что вышел василевс и обратился к гостям с приветственной речью. Монарх больше не выглядел потерянным и мрачным. Ластианакс с отвращением подумал, что этот прилив сил наверняка связан с печатью вдоха и с приговоренными к смерти заключенными. Он поставил бокал на постамент ближайшей скульптуры, рядом с тремя другими, которые только что опорожнил. Поскольку маска игуаны ему мешала, молодой человек снял ее и нахлобучил на голову статуи.
Разговоры вокруг становились все громче: алкоголь развязал языки магов. Гости были тем пьянее и болтливее, чем дальше находились от василевса. Ластианакс стоял в некотором отдалении от общей массы приглашенных. Собираясь на праздник, он твердо решил держать ухо востро на случай, если убийца Палатеса и Триериоса воспользуется опьянением магов, чтобы нанести новый удар. Увы, прямо сейчас у молодого человека были заботы посерьезнее: его расследование зашло в тупик, ему не удалось доказать двуличность эпарха, и Мезенс, несомненно, скоро найдет козла отпущения и свалит на него всю вину, чтобы развеять сомнения василевса. Потом Ластианакса уволят из Совета.
