А еще раз за разом вспоминает, как тебя за это сожгли. Как забрали твоих детей. Как твое разрубленное пополам тело встретило последний рассвет в августовских травах… Много чего помнит.
Ты собираешь травы, и всплывает Сила. И поднимается память о том, что бывает за это…
Приходят и стучатся в сознание истории твоей души. А через них – истории женщин твоего Рода. Много историй…
Теперь я смотрела на бабу Машу во все глаза. Ясность и какой-то особый внутренний отклик – вот что я чувствовала.
– Что же мне теперь со всем этим делать? Я хочу продолжить собирать и вспоминать. Но выдержу ли?
– Да, там много боли. Но много и радости. А главное, там ты настоящая. Способная чувствовать себя и мир, выбирать и творить.
Живая Сила поддержит.
У тебя сейчас есть шанс сделать эту работу – вспомнить себя в Силе, не отказаться от нее со страху. Прожить эту историю с другим концом. И это будет великим исцелением для души…
Ну, что же, мне предстоял еще один шаг в глубину. Я собрала всю свою смелость и полетела в далекий город Тарапото – на встречу с Куйчи и со своей историей.
Встреча со своей историей
Очень холодно. Тянущая боль. Бесконечные волны боли. Смерть ходит близко, но не спешит помочь закрыть глаза навсегда. Сердце стучит часто-часто, пытаясь прогнать кровь через сведенные судорогой конечности. Страх… Он выкручивает все внутри. Страх за жизнь близких. И он много сильнее страданий тела….
– Послушай, не надо больше, я хочу вернуться, мне очень плохо, я не хочу туда смотреть!
Кажется, это я на русском кричу.
А ведь вокруг говорят на испанском и английском… Но мозг отказывается выдавать правильные слова.
Старая курандера наклоняется к самому моему лицу и выдыхает дым мапачо – священного табака. Переводчик шепчет в ухо: «Дыши, дыши, она говорит – дыши и отпускай».
* * *
И я опять ухожу в глубину проживания своей боли. Я опять там. Там, где я умираю от страха на холодном полу. Там, где я должна что-то понять, но никак не могу прорваться за пределы растерянности и страдания.
Как я здесь оказалась? Стоит задать вопрос – и картины начинают движение в обратном порядке.
Вот дом в лесу, спрятанный в самой чаще. На полу кровь и разбитая посуда. Крики ярости доносятся из окна, среди них различим детский плач… Волны ужаса проходят по моему телу. Почему? За что?
И я чувствую, что до этого была какая-то роковая встреча. Кто-то сильный и властный жаждал помощи. И мне тогда показалось, что это означало бы предать семью и Духов Леса. И я решила скрыться в чаще. Это помогло лишь на время…
В той жизни у меня тоже были рыжие волосы, я так же чутко чувствовала живой мир вокруг и собирала травы…
«Дышать и отпускать», – вспоминаю я. Или это голос шаманских трав шепчет мне подсказку.
И я дышу, слезы ручьем текут по лицу, смывая бесконечность страданий прошлого.
Теперь понятно, откуда столько страхов у меня в этой жизни. Почему такие противоречивые чувства вызывают практики травничества. Как будто что-то бесконечно родное и знакомое смешивается с желанием немедленно бежать как можно дальше. Ясно, почему я иногда вдруг вскакиваю ночью с ощущением, что моих детей украли. И могу успокоиться, только увидев их спящие лица. Та, прошлая жизнь, держит крепко.
* * *
Я опять прошу помощи. И старая курандера начинает петь новый икаро. Мое сердце готово разорваться. Чувствую, как смерть поглощает испачканное в крови, измученное в той жизни тело. Это похоже на глубокий нырок в бесконечно темную воду.
И под шелестение листьев шакапы и голос старой перуанской шаманки я начинаю ощущать, что в момент, когда одна дверь закрылась, – открылась другая.
Свет проникает в бездну и образует дорожку.
Я чувствую, что умерла тогда лишь в одной из вероятностей.
А в другой – я приняла вызов силы. Моя семья и я сама остались жить. И был долгий путь. А в конце – совсем другая смерть, где вокруг женщины и девочки в длинных платьях – ученицы, Духи Леса и мой тихий смех на прощанье.
– Неужели так бывает? Неужели это все правда?! – это я допытываюсь наутро у Куйчи. Она смеется своим беззубым ртом в ответ. А переводчик мягко говорит мне, что курандера рада моему процессу, но и мне, и ей нужно отдохнуть.
Изгиб Радуги
Общаться через переводчика непросто, но Куйчи совсем не знает английский. Ее корни – племя шипибо, здесь она ведет свой род на сотни лет назад. Мне, с трудом отыскавшей имена прабабушек, слушать об этом особенно важно. И каждый предок шипибо передал своей прадочери Дар. Это спокойствие и наполненность чувствуются в каждом ее действии.
Куйчи ростом мне чуть выше плеча. Но, как обычно бывает с женщинами Знания, я поняла, какая она маленькая, только когда наклонилась ее обнять. Энергия и внутренняя сила делают ее значительно выше природного роста. Улыбчивая 70-летняя женщина, от которой будто бы искры отлетают.
Лицо с темной кожей покрыто множеством морщин. Волосы черно-седые, завязаны в причудливую косу и закрыты платком с традиционным узором шипибо. Практически ожившая статуэтка шаманки из красного дерева, которой я восхищалась на местном рынке. Красное дерево – Паоло Сакре (Дерево Крови). Его используют в изготовлении ритуальных трубок и сакральных предметов.
Когда Куйчи весело и быстро говорит на смеси испанского и местного наречия, ее речь удивительным образом сливается с окружающими звуками амазонской сельвы. Словам вторят трещащие на разный лад жуки, в такт шелестят листья пальм, а местная шумная горная речка довершает чудесную аранжировку.
Я прилетела к Куйчи, чтобы пройти традиционную диету с растением-учителем. И старая шаманка, а точнее курандера (от испанского глагола «curar» – лечить), рассказывала мне, в чем смысл этого процесса и что меня ждет.
* * *
Вообще, женщин-курандеро не так много. И это не потому, что есть какие-то ограничения по половому признаку. Просто в перуанских племенах рождение и воспитание детей – важная и почетная работа. Женщины делают ее с большой самоотдачей. В то время, пока дети нуждаются в поддержке, у мам просто нет ресурса заниматься чем-то другим. Работа курандеро-целителей требует особой передачи, учебы и постоянного совершенствования.
Куйчи стала курандерой по стечению двух обстоятельств. Первое – ее дед, знаменитый курандеро, именно в ней увидел преемницу. Как только она родилась, именно Куйчи он все показывал, рассказывал, брал ее с собой в долгие и опасные походы в сельву для сбора растений.
Но девочка росла, пришла пора становиться женщиной и рожать детишек. И у Куйчи уже родились один за другим двое детей, когда она тяжело заболела. Это было внезапное стремительное ухудшение самочувствия. И в какой-то момент она оказалась буквально «на грани». Между жизнью и смертью женщина провела долгих двадцать дней. Все это время дед не отходил от внучки, поддерживая ее пространство при помощи отваров и дымов. Он практически непрерывно пел икарос, призывая духов священных растений не дать душе женщины уйти слишком далеко от тела. Через десять дней он объявил всем в племени, что идет рождение великой курандеры.
