После смерти Анны и похорон де Вера одержимость Ричарда Эдуардом II усилилась. Он добился, чтобы Глостерское аббатство, где был похоронен Эдуард, ежегодно отмечало день памяти убитого короля, а в 1395 году ходатайствовал перед папой римским о канонизации своего прадеда. В тот же год он заказал странную эпитафию для своей собственной гробницы в Вестминстере. Она гласила: «Он поверг всех, кто посягал на права короля; он разбил еретиков и рассеял их сообщников». Это можно понять как намек на преследование Ричардом лоллардов – реформаторского течения, следующего учению Джона Уиклифа, но был в этом и какой-то зловещий намек.
В целом – и с расстояния лет – очевидно, что, хотя Ричард II в 1390-х годах выглядел довольно разумным и сдержанным, он всегда балансировал на грани возврата к юношеской нестабильности. Как и предок, которого он хотел канонизировать, Ричард не постиг природы успешной королевской власти, суть которой – уравновесить требования государственного управления и нужды королевства со своими личными желаниями, друзьями и вкусами. Его благоговение перед Эдуардом II и сочувствие королю, который не принес стране ничего, кроме раздоров, насилия, коррупции и кровопролития, недвусмысленно показывает, как он представлял себе долг короля. Тот факт, что он никогда не чувствовал себя в безопасности, что ему было необходимо делать государственных служащих своими личными вассалами, дабы гарантировать их повиновение, сообщает о глубоко укоренившейся паранойе, сопровождавшей Ричарда с юных лет.
Но Ричардом руководил и другой мотив, который на закате XIV века станет основным и который войдет в противоречие с самовосприятием короля как миролюбивого человека, подобного Эдуарду Исповеднику. Это была неутолимая жажда мести.
Ричард отмщенный
После жестоких потрясений, отравивших первое десятилетие царствования, Ричард потратил большую часть следующего на то, чтобы до некоторой степени восстановить доверие к своему режиму. И действительно, в начале 1390-х годов казалось, что король возвращает себе уравновешенность и самообладание. Между королем и Советом царило согласие, правительство работало стабильно. Парламент не пытался увольнять ответственных работников или унижать короля. Доходы казны росли. В 1394 году Ричард возглавил семимесячную экспедицию в Ирландию, взяв с собой массу молодых дворян и 7000 солдат, чтобы, как он сам писал в письме, «наказать бунтовщиков и поставить достойное управление и справедливую власть над нашими верными ленниками». Предприятие оказалось крайне успешным. Ричард добился в Ирландии большего – как минимум в ближайшей перспективе, – чем любой король, за исключением Генриха II.
Более того, ему удалось заключить с Францией мир, к которому он так давно стремился. В марте 1396 года был подписан мирный договор сроком на 28 лет, а кроме того, было достигнуто соглашение о браке английского короля и семилетней дочери Карла VI Изабеллы, за которой давали крупное приданое в 800 000 франков. Невесту передали королю в конце октября 1396 года, когда Ричард и Карл встретились в Ардре, недалеко от Кале. Помолвку отпраздновали на поле, усеянном разукрашенными шатрами, переполненными сокровищами и дорогими подарками: золотыми моделями кораблей и лошадьми под серебряными седлами и жемчужными хомутами. Короли Англии и Франции изображали из себя спасителей христианского мира, потому что теперь, когда они больше не воюют, появилась возможность избрать единого папу. Пошли разговоры о новом крестовом походе, на этот раз против турков. Томасу Уолсингему казалось, что Англия наконец «наслаждалась миром и надеялась на полное благоденствия будущее, обеспеченное величием короля».
6 января 1397 года Ричарду исполнилось 30 – знаменательный возраст, последняя веха на его долгом пути к возмужанию. Ну наконец-то он стал настоящим королем!
Или нет? Наряду с очевидными достижениями 1394–1397 годов появился и ряд зловещих признаков, подтверждавших, что Ричард, даже на вершине успеха, глубоко в душе оставался крайне неблагополучным королем: гиперчувствительным, болезненно неуверенным и склонным ко вспышкам буйства и жестокого неистовства при малейшем ощущении угрозы.
Один из первых признаков того, насколько неуверенно он себя чувствовал, проявился во время мирных переговоров с Францией. В черновом варианте соглашения Ричард хотел обязать Карла VI оказывать английскому королю военную поддержку в случае, если тому вздумается воевать с собственным народом. Этот пункт не вошел в окончательный текст, но сама идея пугала. В 1386 году Ричард угрожал Арунделу и Глостеру, что призовет в собственное королевство французскую захватническую армию, а теперь продемонстрировал, что так и не отказался от этой мысли.
Еще ярче его неудовлетворенность проявилась в парламенте, состоявшемся в январе 1397 года. Парламент собрался по итогам заключения мира с Францией, и королю стало ясно, что не все разделяют его радость от нового мироустройства. Поднялся ропот, источником которого был, прежде всего, Глостер. Мол, как писал Фруассар, «народ этой страны хочет войны. Без нее люди не могут достойно жить. Мир им не на пользу». Другие жаловались, что семилетняя королева – неподходящая спутница 30-летнему королю, который до сих пор не произвел на свет наследника. Недовольство вызвал и размах празднований в Ардре, которые предположительно обошлись в целых 15 000 фунтов – бюджет солидного вооруженного вторжения. Когда Ричард попросил у парламента денег, чтобы помочь французскому королю снарядить экспедицию в Милан, и получил резкий отказ, он разгорячился и лично обратился к парламенту, чтобы отстоять идею «собственными словами». Когда ему представили петицию, якобы написанную «Томасом Хэкси, клерком» и содержащую жалобы на королевских чиновников, плохое состояние шотландской границы, непрекращающуюся практику ползучего вассального закабаления и «крупные и неумеренные» траты на содержание королевского двора, Ричард разъярился, приказал арестовать Хэкси и приговорил его к казни как изменника. (Приговор потом отменили на основании духовного статуса Хэкси.)
Все говорило о том, что в начале 1397 года король, который позже в этом же парламенте назовет себя «полновластным императором королевства Англия», ощущал растущее негодование оттого, что его императорское величие дискредитируют. Ничто не бесило Ричарда сильнее, чем открытая критика в короткие периоды его успехов. И опаснее всего он был, когда его загоняли в угол.
К июлю 1397 года три старших апеллянта, противостоявшие королю десять лет тому назад, снова ощутили напряженность в отношениях с монархом. Глостер – первый критик мира с Францией – большую часть времени отсиживался в своем замке в Плеши, разжигая в себе (согласно Фруассару) «такую ненависть к королю, что не мог придумать ничего, что мог бы сказать о нем хорошего». Уорика в последние годы полностью отстранили от участия в политике, и Ричард позаботился, чтобы два резонансных правовых процесса обернулись не в его пользу. Арундел давно потерял политическое влияние из-за бесконечных ссор с Ричардом и Джоном Гонтом. Окончательно разошедшись с королем, он начал пропускать заседания Совета. Задним числом кажется, что едва ли кому-нибудь из них стоило сильно удивляться, когда Ричард внезапно и жестоко атаковал врагов, против которых всю жизнь таил злобу.
