Но в серых сумерках рассвета вскакиваю от какого-то шевельнувшегося предчувствия, мой шудр во мне не дремлет. И не безосновательно.
В изножье кровати, обхватив себя руками, замерев, стоит Грант, и в полумраке вид у него невероятно зловещий. Даже не верится, что этот парень был когда-то способен улыбаться и шептать мне нежные слова.
— Понять? — едким тоном оскорбленной гордости спрашивает он, изгибая бровь. — То, что ты не захотела остаться ради меня, а выбрала смерть ради своего любимого парита? Совершив ради него невозможное?! Ты отымела моё главенство, ты плюнула на наш брак, ты пожертвовала нашими отношениями и собственными детьми! Чтобы убить одну тварь ты спасла другую? Я с этим должен смириться?!
— Вы сделаете для меня ещё одно исключение, и в клане будет первый развод? — отвечаю иронией на его едкость, но у нас обоих это выходит с огромной долей горечи.
— Ты этого хочешь? — шипит он, сузив глаза в две уничтожающие щели.
— Боже мой, нет! Но и выслушивать твои обвинения я тоже не хочу. Я очень устала, Грант. Устала спорить, доказывать, оправдываться, каяться, узнавать правду. Я просто хотела стать счастливой, но ваш модуль этого состояния не продуцирует!
— Если ты сделала такой выбор, зачем сказала, что любишь меня?
Тяжело вздохнув, встаю на ноги, иду по кровати, подхожу к её краю и нависая над ним, шепчу:
— Потому что это так и есть. И ты в большей степени бесишься не из-за того, что я полезла в модуль, а потому что ты ревнуешь к Джейку! Вся твоя ненависть к паритам снова бьёт через край, и ты выплёскиваешь её и на меня тоже. Да, я хотела его вернуть, потому что никто не должен себя убивать, но он прошлое. И единственная моя ошибка — что мой страх потерять тебя вынудил меня поступить неосмотрительно и слишком самоуверенно. Может, я совершила невозможное, только ради того, чтобы вернуться к тебе! Потому что несмотря на твои взрывы и заносы — я чувствовала себя счастливой рядом с тобой, потому что хотела прожить с тобой жизнь, потому что мне тоже трудно без тебя дышать! Но тебе же это сейчас без разницы, у тебя же оскорблённое эго, и везде мерещится предательство! Моя казнь будет показательной или ты замучаешь меня медленно?!
— Это у меня-то эго? — в свою очередь выкрикивает Грант, шумно и учащенно дыша, — Наверное, это ты ко мне пришла, а не я к тебе приполз? Ты вывернула меня наизнанку, и проехалась паровым катком, и я уже не знаю, где я сам, почему не могу взять себя в руки и мыслить, как свойственно шудру! Ты пришила меня к себе, напрочь лишив меня воли распоряжаться самим собой! Я не могу постигнуть, что за безумие со мной твориться, вот что бесит меня и нагоняет ужас! Я люблю тебя слишком невозможно для себя, на запредельной температуре!
— Значит, спасайся, пока тебе подвернулся такой шанс, — падаю обратно на постель, сгребаю в кучу одеяло, обвиваю его ногами и руками, свернувшись клубочком. Он размышляет не очень долго, и кровать прогибается под весом его тела. Грант ложится рядом со мной, и я чувствую такую сумасшедшую потребность в его прикосновении, прям как наркоман во время ломки, готовый отдать жизнь за дозу кайфа. Меня начинают душить запоздалые слёзы, ставшие в этом городе моими постоянными спутниками.
— Пожалуйста, ничего не говори, просто обними меня, — в моём исполнении звучит как последняя просьба умирающего, но это так, я хочу сейчас именно этого.
Грант кладёт на меня руку, я хватаю его ладонь и подтягиваю её к своей груди, прижимая сильнее, чтобы он почувствовал биение моего сердца. Затем целую её и кладу себе под щёку.
— Я не хотела причинять тебе боль, Грант. … Ты так нужен мне. Я разговаривала с Джейком, а думала постоянно о тебе. Если бы я и умерла, то только ради тебя, идиот. Прости меня.
Мы лежим в тишине, потому что я просила его молчать, и потому что он сам в шоке от нашей зависимости друг от друга, от чувства которым мы связаны, словно нас на планете только двое, нет … словно мы одни в вечной бесконечности. Я слушаю его дыхание, оно постепенно возвращает мне спокойствие, и я снова погружаюсь в сон, ощущая его любящее тепло.
Проснувшись, понимаю, что рядом со мной кто-то есть и это не Грант.
— Дани! — поворачиваясь, раскидываю руки и ловлю. — Привет, малыш!
— Привет. Ты … вернулась, — как-то странно, с расстановкой, но всё же произносит он, и мне хочется, чтобы он болтал и трещал без умолку, чтобы в ближайшие дни его рот не закрывался, потому что я хочу слышать его голос.
— Я не хотела тебя пугать, и оставлять тебя, ты же понимаешь? — трясу его, прижимаю к себе, целую. — Мы дома одни? Где Грант?
— На … кухне. Ему … было очень … плохо. — У этого маленького мальчика необычайно глубокий и мудрый взгляд. Патрик был прав, эти дети состарились, не успев повзрослеть. Дани чувствует и понимает то, о чём дети в его возрасте даже не задумываются. — Пойдём есть? — наконец он улыбается и становится похожим на ребёнка.
Теперь мне предстоит поздороваться с мужем, но не факт, что Грант отошел от случившегося и от нашего ночного разговора. Поэтому на кухню я не захожу, а как-то нерешительно крадусь, и Дани приходится тащить меня за руку.
— Привет, — робко роняю я, и он оборачивается. Мурашки носятся по мне стадом вниз верх, вниз верх. С минуту Грант смотрит на меня серьёзно, затем слегка усмехается.
— Ну, привет, вредина.
Хочу сесть за стол, но он останавливает меня, придержав за плечо. Достаточно только его прикосновения и я понимаю. Мне тоже этого не хватает. Стремительно тянусь к нему и ловлю его губы. То, как он целует меня — означает, что я прощена на века вперед, что он снова невозможно скучал и что ничего не может с собой поделать. Я не могу оторваться, и Дани нетерпеливо стучит вилкой по тарелке.
— Ты прав старик, это безответственно, — шутя бросает ему Грант, кладя порцию омлета. — Лопай, будем считать, что небо разъяснилось.
Я ужасно голодна, я бы съела в три раза больше, чем вижу у себя на тарелке, но первый отправленный в рот кусочек, вызывает у меня жуткий приступ тошноты с позывом к рвоте. Еле успеваю добежать до туалета, где меня выворачивает со страшной силой, но рвать абсолютно нечем, а желудочный сок со слюной быстро кончились. Это мучает меня слишком долго, все мои силы испаряются, и я уже едва стою на дрожащих ногах. При следующем позыве меня бережно подхватывают руки Гранта.
— Это ненормально. Что-то не так Вэл!
— Токсикоз…
— Нет, не на таком сроке. Я читал. Поэтому Кенз уже едет.
Глава 32
— Грант, да ты бледнее, чем Валери! — доктор Лоран Кенз, появляется как раз тогда, когда меня, наконец, отпускает, и Грант несёт меня на руках в спальню.
У меня берут кровь, осматривают, ощупывают, заглядывают в рот, светят в живот каким-то приборчиком, просят помочиться в стаканчик и это всё для того, чтобы сказать одно единственное слово:
