Найя рассмеялась, и даже Кайлан расплылся в улыбке. Тавру, как обычно, все это совершенно не веселило.
– Идите на запах моря, – произнесла она. – Увидев фонарь мореходов, спуститесь к морю по крутому склону.
Они следовали инструкциям Тавры; землистая тропа постепенно становилась все более снежной и каменистой. Утесы и горы блестели и отсвечивали, отражая яркое синее небо, подобно гладкому кристаллу. Амри еще не знал, как пахнет море, и не знал, чего ожидать, но когда в пути по ним проскользнул поток соленого воздуха, он безошибочно его определил.
– Судя по запаху, его принесло с того горного склона, – сказал он.
Найя кивнула, оглядев каменную стену.
– Довольно крутой спуск, – заметила она, но Амри, который вырос среди скал и отлично в них разбирался, так не считал. Возможно, только в них он и разбирался, но сейчас это не имело значения. Если его друзья не смогут последовать за ним, то лезть туда было ни к чему. Впрочем, это касалось всего их путешествия.
– Там есть проход, – сказала Тавра.
И они стали пробираться через снег к отбрасываемой скалой тени. На мгновение глаза Амри смогли расслабиться от постоянного прищура, хоть это мгновение и было недолгим. Из-за деревьев светило пятно яркого света. Они отправились к нему и вскоре обнаружили низкий, идущий сквозь породу туннель. По пути Амри вел пальцами по стене туннеля.
– Ты такой гладкий, словно тебя отполировали, – сказал он камню, поотстав от группы. Найе и Кайлану хотелось поскорее дойти до конца туннеля. Он прижал руку к глянцевой поверхности стены, впитывая ее холод, и закрыл глаза. – Кто здесь потрудился, а?
– Ты говоришь со стеной? – чуть обернувшись, спросила его Найя. Они с Кайланом стояли в конце туннеля, и на фоне яркого дневного света видны были лишь их силуэты. – Поторопись, ползун ходячий!
Со вздохом Амри на прощание погладил стену и поспешил к выходу из туннеля, ворча каждый раз, когда поскальзывался на обледенелой тропе. В обычной ситуации туннель не представлял бы никакой трудности гроттану, привыкшему к пещерам и скалам, но примотанные к его ногам сандалии делали его неуклюжим. Вот уж точно ползун ходячий.
На другой стороне туннеля он встал рядом с Найей и Кайланом и увидел лишь бесконечную синеву. Внизу раскинулся бескрайний океан с текстурой живого гранита. Туннель походил на раскрытый рот с вывалившимся языком в виде крутой каменистой тропы, которая, петляя, спускалась к берегу. Здесь снега не было. Зато здесь клубился густой и мерцающий серебристый туман, из которого лишь местами торчали верхушки высоких, растущих вдоль берега деревьев. Амри подумал, что на перевале через хребет этот туман вмерзал в снег. В честь этого тумана море назвали Серебряным.
У входа в туннель, чуть ли не касаясь руки Кайлана, стоял особенный камень, и Кайлан склонил голову, чтобы получше рассмотреть его. С камня на них смотрело изображение чешуйчатого перистого морского существа. Вместо глаз были вставлены драгоценные камни, в которых отражалось золотистое пламя фонаря, висевшего у него во рту.
– Фонарь мореходов, – пояснила Тавра.
– Кто поддерживает огонь в этом фонаре? – поинтересовался Амри и опустился на колени, чтобы заглянуть в старые, блестящие глаза существа.
– Никто не знает. Старые маудди рассказывали песню о водном духе, который зажигает фонари, чтобы заманивать младлингов в море. Но на самом деле огонь в фонарях наверняка поддерживают путешественники. Как бы ни было, сотни трайнов эти фонари вели моряков и путешественников, указывая идущий вдоль берега путь к Ха’рару… Ну, пойдемте. Спустимся по каменной тропе ради вас, мальчики.
Амри с Кайланом переглянулись. Спритон пожал плечами и, по велению паука на его плече, стал спускаться. Амри видел, как за спиной у Найи, выглянувшей с обрыва на открытое, распростертое над туманом пространство, подрагивали черно-индиговые крылья.
– Можешь слететь вниз, там и встретимся, – предложил он.
Она улыбнулась.
– Уверена, без сандалий ты бы с легкостью слез по отвесной скале. Но тогда бедняга Кайлан остался бы совсем один с Таврой… – Подмигнув, она добавила: – Я уже привыкла к каменным дорогам. Спустимся вместе.
Было бы здорово иметь крылья, но идея парения в открытом небе его слегка пугала. Амри предпочитал землю, пусть даже каменистую и подвижную под его сандалиями. Когда он оступился, Найя схватила его за руку, чтобы он не кувыркнулся через край, помогла ему встать ровно, и он вздохнул.
– Извини. – Смутившись, он отвел уши назад. У других, похоже, таких проблем не возникало, но они привыкли носить сандалии, атрибут дневносветников. Найя улыбнулась, и уголки ее глаз смягчились сочувствием.
– Наступай сначала на пятку, – подсказала она. – И держи спину прямо. Так проще сохранять равновесие.
Он попробовал следовать ее совету, и они двинулись вслед за Кайланом. Идти, наступая сначала на пятку, казалось противоестественным. Опасно, словно вот-вот он наступит на что-то острое. Логичнее было ходить, опуская стопу, начиная с пальцев – босиком по пещерам, где с каждым шагом можно было встать на что-то острое и вызывающее боль. Но для этого и были сандалии.
– После ухода из Сога у меня была та же проблема, – сказала Найя. – Постепенно привыкнешь. У тебя уже получается лучше, чем когда ты их только надел.
Амри попытался представить себе, как Найя впервые ощущала себя в сандалиях.
– Здесь достаточно споткнуться, чтобы улететь прямиком в море, которое в этих северных краях, уверен, холодное, как поцелуй вапры. – Он осклабился.
Найя хихикнула и вдруг поняла, что до сих пор держит его за руку. Она отпустила ее, и на его ладони осталось холодное место прикосновения.
– И многих вапр ты целовал?
Амри никогда ни с кем не целовался, тем более с единственной виденной им вапрой, которая потом стала пауком.
– Очень многих, – сказал он. – Огромное количество.
Когда они наконец-то выбрались к морю, у Амри болели колени. Лес постепенно редел, и они оказались на каменистом берегу, на который накатывали волны. Вынесенные морем камни были круглыми и гладкими, по цвету черными, серебристыми и синими. Амри захотелось подойти к ним, запустить в них руки, закрыть глаза и слушать их истории. Но его друзья уже шли дальше, и Кайлан указал на следующую статую с фонарем, выглядевшую словно золотистое пятно в серебристом тумане.
Мимо пропорхнуло что-то маленькое и розовое. Амри поймал лепесток рукой, и в его памяти пробились ростки воспоминаний. Полный теней и шепотков лес и ужасный монстр. Огромное дерево в Темном лесу – Олейка-стаба, или Древо-Колыбель, – в мучительной боли взывающее о помощи, потому что его корни прикоснулись к яду в земле. Разъяренные красные глаза скексиса Охотника, который гнался за Кайланом и Найей, его страшное признание на фоне визгов скексисов в замке: о том, что они нашли способ приготовления живительного эликсира путем выкачивания жизненной эссенции из гельфлингов. Тех самых гельфлингов, которые сотни трайнов с безоговорочной верностью служили скексисам.
