Во времена Уолпола обычный подкуп был не редкостью, однако порой коррупция принимала и более изощренные формы. Предоставление пособий, распределение наград, назначение на должность, предложение синекуры – все это считалось приемлемым, если требовалось заручиться поддержкой того или иного члена парламента. Во времена, когда работа парламентариев не оплачивалась, грань между покровительством и взяточничеством была достаточно тонкой. Едва ли, имея в распоряжении лишь положенное ему жалованье, Уолпол сумел бы отстроить великолепный особняк Хоутон-холл
[114]. Впрочем, злопыхателям стоит почитать Энтони Троллопа, чтобы убедиться, что те же ухищрения и приемы широко использовались и в 1860-х годах. В более скрытых формах они существуют и по сей день. Одной из главных наград власти являются деньги.
Но даже Роберт Уолпол, несмотря на все свое могущество и влияние, не мог подкупить палату общин целиком. Не у каждого человека есть цена. Многие парламентарии по-прежнему голосовали по совести, руководствуясь внутренними нравственными принципами. Ярким примером подобной независимости стали события 1733 года, когда Уолпол абсолютно неверно уловил настроения членов парламента. Он хотел избавить порт Лондона от множества проволочек, связанных с таможенным контролем и таможенниками, которые создавали немалые помехи для ведения торговли. Премьер-министр предложил размещать импортируемый табак на таможенном складе за символическую плату. Товары, предназначенные на реэкспорт, могли с лихвой компенсировать складские расходы, а за табак, ввезенный для внутреннего пользования, необходимо было дополнительно заплатить условный акцизный сбор в размере четырех пенсов за фунт. Акцизный сбор предлагалось ввести и в отношении импортируемого вина. Такой способ позволял ускорить экспортную торговлю, сократить масштабы контрабанды и упростить работу таможенных служб в порту Лондона.
К несчастью, предложенный Уолполом законопроект приняли в штыки. Акцизный сбор сочли ненужным и возмутительным налогом на товары первой необходимости. Тонкости схемы просто проигнорировали или неправильно истолковали, и вот уже в воображении парламентариев возникла картинка, как целые толпы акцизных чиновников рыщут по стране в поисках нарушителей, не заплативших налоги. Противники Уолпола быстро пустили слух, что премьер-министр намеревается обложить акцизным сбором продукты питания и другие предметы первой необходимости, а значит, британские свободы падут на алтарь амбиций Уолпола, при этом страна будет развиваться по пути некоторых европейских государств, которые оказались зажатыми в тисках административного аппарата и придавлены неподъемным налоговым бременем. Чистокровные англичане рисковали уподобиться французским крестьянам.
В памфлете «Письмо члена парламента от городка на западе» (A Letter from a Member of Parliament for a Borough in the West) рассказывалось, как «маленькие листовки тысячами распространяли по Сити и всей стране, их вручали людям на улицах и дорогах, клали под дверь и забрасывали в окна; в них утверждалось, что акцизные чиновники намеревались (словно чужаки) захватить страну и поработить население…». Как и в большинстве случаев, начавшаяся паника была совершенно беспочвенной, однако произвела ощутимый эффект.
Уолпол быстро понял, что план его обречен на провал. Его изображения жгли на рынках под звуки взрывающихся петард, люди разжигали костры и надевали кокарды с надписью «Да свободе и собственности, нет акцизам». Виги все еще ассоциировались у народа с массовыми поборами на войну и махинациями финансистов, заправлявших в лондонском Сити. Вполне естественно, что население настороженно относилось к новым способам сбора денег. Отужинав на Даунинг-стрит и дождавшись, когда прислуга покинет комнату, Уолпол заявил коллегам: «Эта свистопляска больше не может продолжаться, завтра я намерен отступить». От своих взглядов он не отказался, однако «шумиха и протесты», вызванные слухами об акцизном сборе, заставили его покинуть пост «из соображений благоразумия». После голосования в парламенте, отклонившего законопроект, Уолпол, выйдя на улицу, столкнулся с разбушевавшейся толпой. В сопровождении телохранителя он нырял из одной кофейни в другую, прежде чем ему удалось выбраться из центра города.
Уолпол просчитался. Его врожденный оптимизм взял верх над природной осторожностью. Граф Эгмонт писал в дневнике: «Можно с уверенностью сказать, что влияние сэра Роберта в палате уже не будет прежним». И хотя король отчаянно держался за премьер-министра, опасаясь худшего, оппозиция крепла с каждым днем. Выборы, состоявшиеся весной 1734 года, позволили министру несколько реабилитироваться. Его партия или, как их называли, министерские виги набрали 347 голосов, в то время как объединенная оппозиция тори и несогласных вигов – 232 голоса. Теперь требовалось приложить немало усилий, чтобы сохранить порядок и спокойствие, особенно с учетом того, что виги-оппозиционеры, к которым относилась и группа, которую Уолпол называл «мальчиками-патриотами» или «молодняком», были готовы захватить власть любой ценой. Они были сыты по горло так называемой старой бандой или старой гвардией (такие оскорбительные эпитеты употребляли «мальчики-патриоты» в отношении Уолпола и его ближайших соратников). Что обо всем этом думал Георг II, не вполне ясно; эпистолярному жанру он предпочитал беседы в королевских покоях, однако, по-видимому, симпатии короля оставались на стороне Уолпола.
Если и был некий принцип, которым Уолпол неизменно руководствовался в рамках своей политики, то это было настойчивое желание избежать войны. Он питал отвращение к конфликтам. Это была пустая трата людей и денег. Война создавала ощущение неуверенности и провоцировала раздоры внутри государства. Еще в 1726 году, за год до смерти старого короля, появились слухи, что Великобритания готовится к войне с Испанией, чтобы отомстить за нападения на британские корабли. Однако вялая осада Портобело – испанского форта и военно-морской базы у побережья Панамы, завершилась ничем. Последовали переговоры, лучше которых, по мысли Уолпола, мог быть только мир.
В 1733 году Уолполу удалось избежать участия в Войне за польское наследство
[115]. Это был один из тех континентальных конфликтов с участием нескольких государств, когда враждующие стороны делят земли, словно куски пирога. Правда, именно эта кампания поставила под угрозу соблюдение международных обязательств и договоренностей о ранее заключенных союзах. Война продолжалась пять лет, до 1738 года, и все это время Уолпол соблюдал нейтралитет. Многие в то время желали перевести конфликт в активную фазу, потому что Франция и Испания ограничивали доступ британских судов на зарубежные рынки. Ничто не могло привести англичан в бо́льшую ярость, чем утрата рынков сбыта. Утверждали, что Уолпол относится к Испании слишком снисходительно. В парламент направляли многочисленные петиции, в которых прямым текстом говорилось о непрерывных нападениях испанских судов на английские корабли, несмотря на «соглашение», которого добился Уолпол. Некий олдермен Уилмот, не упомянутый в других исторических источниках, сетовал на то, что «70 наших смелых моряков сейчас закованы в кандалы в Испании! Наши соотечественники в кандалах, в рабстве у испанцев! Разве этого недостаточно, чтобы разжечь пламя даже в самых холодных сердцах? Разве этого недостаточно, чтобы отомстить за оскорбление национального духа!».
