Сара Блант пришла, как обещала, сразу же после окончания рабочего дня. Козодоев проводил ее в комнату отдыха, где сервировал столик с кофе и коньяком. К удивлению директорского сына, американка с порога осмотрела комнату отдыха и недовольно скривила губки.
– Что это? – спросила она.
– Коньячок, небольшое дополнение к кофе, – неправильно понял вопрос хозяин кабинета.
– Я что-то не пойму, за кого вы меня принимаете? – рассердилась корреспондентка. – Я, кажется, не давала вам повода усомниться в моей порядочности.
– Я хотел как лучше, – промямлил Козодоев. – Так сказать, чисто русское гостеприимство.
– Сергей, позвольте я вам кое-что объясню. В Америке женщину приглашают в служебное помещение с диваном только в одном случае – заняться сексом.
Сара Блант прекрасно знала, что, несмотря на все перемены в России, слово «секс» и в разговорной, и в письменной речи здесь по-прежнему оставалось табуированным и неприличным. Журналистка могла бы выразиться иначе, например, сказать «заняться любовью», но это произвело бы уже совсем не тот эффект.
– Я хочу рассказать вам один примечательный эпизод из моей жизни, – продолжила Сара. – Я лишилась девственности в четырнадцать лет, на заднем сиденье автомобиля. В Америке в годы моей юности молодым людям было сложно найти более укромное место, чем салон отцовского «Бьюика» или «Кадиллака».
От таких откровений Сергей густо покраснел. Он ожидал услышать от журналистки что угодно, но только не рассказ о ее первом сексуальном опыте.
– Узнав об этом случае, моя мама дала мне урок, который я запомнила на всю жизнь. Она сказала: «Сара, если ты не хочешь, чтобы мужчины принимали тебя за дешевую шлюху, никогда не занимайся сексом, не приняв душ». Я понятно выразила свою мысль? В этом здании нет душа и ни о каких интимных отношениях не может быть и речи.
Сергей наконец-то совладал с собой.
Чтобы не выглядеть посмешищем, он сказал первое, что пришло ему на ум:
– Если бы моя сестра в четырнадцать лет призналась маме, что занималась любовью на заднем сиденье автомобиля, то у меня сейчас не было бы сестры. Мама убила бы ее.
Журналистка посмотрела Козодоеву в глаза, мягко, вкрадчиво улыбнулась.
– Сергей, скажите мне честно, для вас секс со мной – это экзотика или проявление чувств?
– Сара, клянусь, с того момента, как увидел вас в аэропорту, я каждую секунду мечтаю остаться с вами наедине и признаться, что…
– Дальше не надо, – оборвала его американка. – Продолжим в другом месте, у меня в гостинице. А сейчас давайте просто поговорим. Расскажите мне о себе, о своей жизни. Я ведь журналистка, мне все интересно.
Сергей и американка проговорили до позднего вечера. О чем только не рассказал ей Козодоев! Особенно красочно он описывал свою жизнь на буровой на севере Томской области.
– Там так холодно зимой, что плюнешь на улице и слюна на лету застывает. А сколько там волков! Без ружья за дверь носа не высунешь.
Перед расставанием Сергей попытался поцеловать журналистку, но она увернулась:
– Не здесь, мой пылкий друг, не здесь! Завтра мы снимем репортаж, отправим материал в Москву, и у нас наступят дни затишья. Не тревожьтесь о нашей будущей встрече. Я сама найду вас.
Проводив журналистку, Сергей спустился в гараж, сам сел за руль служебной «Волги». У кафе «Встреча» он притормозил. Вдоль дороги, в тусклом свете уличных фонарей, стояли в ожидании клиентов самые дешевые в городе проститутки, в основном наркоманки.
«Какие они потрепанные, – подумал Козодоев, рассматривая девушек. – В другое время я бы побрезговал с ними связываться, но сейчас ничего не могу с собой поделать. После общения с американской развратницей внутри меня все кипит и клокочет. Если я сейчас не выпущу пар, то до следующей встречи с Сарой не доживу, лопну в самом интимном месте».
Сергей выбрал девушку, опустил стекло.
– Эй, ты, иди сюда!
Не задавая лишних вопросов, она села на заднее сиденье. Козодоев отъехал на ближайший пустырь, заглушил двигатель.
– Раздевайся, – приказал он.
– Нет, так не пойдет, – запротестовала жрица любви. – Давай я тебе то же самое сделаю, что и всем.
– Заткнись! – рявкнул Сергей. – Ты раздеваешься или пошла вон! – Козодоев достал тысячную купюру, показал девушке. – Поторапливайся! – приказал он. – А то найду другую, понятливую.
– Как скажешь! – покорно согласилась девушка и потянула молнию на куртке.
12
В ночь с понедельника на вторник резко похолодало. Под утро на землю, схваченную морозом, тихо опустились редкие снежинки. Контраст между дождливым воскресеньем и началом новой недели был поразительным. Еще вчера стояла поздняя слякотная осень, а сегодня уже зима.
В восемь утра, на полчаса раньше, чем обычно, Анатолий Лотенко вышел из дома. У подъезда его ожидали телохранитель Альберт и личный референт Лукашов. Альберт предупредительно распахнул перед боссом дверь представительской «Тойоты».
– Все готово? – вместо приветствия спросил Лотенко. – Кто отвечает за транспорт?
– Транспортом думал я заняться, – немного помедлив, ответил Лукашов.
– Не пойдет. Ты будешь нужен мне в штабе. На площадь отправь Долгополова.
Через двадцать минут президент Союза предпринимателей Западной Сибири был в зале заседаний правления «Южсибсоцбанка». Наскоро приняв доклады заместителей и начальников отделов о состоянии дел в банке и смежных фирмах, Лотенко велел секретарю его не тревожить и закрылся в своем кабинете с двумя самыми доверенными лицами, Лукашовым и Корниловым, советником по связям с общественностью.
– С чего начнем? – спросил Лотенко.
Референт сверился с записями в ежедневнике, перевернул лист, сделал пометку авторучкой.
– По плану мы репетируем выход на площадь.
В комнате отдыха президента Союза предпринимателей Западной Сибири в стену было вмонтировано огромное, от пола до потолка, зеркало. Лотенко репетировал перед ним свои выступления, отрабатывал жесты накануне важных публичных мероприятий.
– Пальто, в котором я приехал, для выхода не подойдет, – недовольным тоном заявил Лотенко. – Посмотрите на памятник. На Ленине пальто такого же покроя, только на левую сторону запахнуто. Черт! Не мог он из Финляндии в плаще приехать или в шубе!
– Откуда он приехал? Из Финляндии? – с удивлением осведомился Корнилов.
– Историю учить надо! – вместо босса ответил Лукашов. – В апреле девятьсот семнадцатого года Ленин вернулся в Россию, залез на броневик и провозгласил начало пролетарской революции. Вот эта поза, с вытянутой рукой, копирует его жест на броневике.
– Вранье это все! Броневик не табуретка. Как бы он на него залез?
– Хватит болтать! – прикрикнул на подчиненных Лотенко. – В чем я выйду к народу?
