«В книге «Тайна двух океанов» шпион, завербованный японской разведкой, прыгает с высотного здания, раскрывает в полете плащ-парашют и благополучно ускользает от чекистов. Книга написана в тридцатые годы. Тогда плащ-парашют был фантастикой. А сейчас? Предположим, что такие плащи есть и снайпер где-то достал его.
Но с какой целью? Убить банкира? Чепуха. Плащ-парашют должен стоить не одну сотню тысяч долларов. За такие деньги проще бригаду киллеров нанять. Они расстреляли бы Мякоткина из автоматов в любой точке города.
Что еще остается для бегства по воздуху? Парашют-крыло. Предположим, что после стрельбы снайпер забрался на крышу и спланировал вниз. Нет, отпадает. Ему некуда лететь. Там с одной стороны площадь, с другой – внутренний двор, гаражи, деревья и наши милиционеры в оцеплении.
Отсюда вывод. Снайпер ушел из здания под землей. – Андрей посмотрел рапорты сотрудников, проверявших подвал нового корпуса облисполкома. – Надо самому идти и осматривать подвал, – решил он. – Я смогу увидеть замаскированный вход. Наверняка путь к нему идет через теплоузел или фальшивую электроподстанцию. – Лаптев разложил перед собой карту центра города. Прикинул, куда может вести подземный ход из нового корпуса облисполкома. – Если основное бомбоубежище находится под бывшим обкомом партии, то одна ветка должна вести туда. Логично предположить, что снайпером является кто-то из милиционеров, охраняющих обком. А что, очень даже реально. Снайпер мог под землей пройти в новый корпус, обстрелять площадь и беспрепятственно вернуться на место».
Андрей сделал пометку в рабочем блокноте:
«Узнать все о системе охраны обкома».
Следующим документом, изученным Лаптевым, было заключение судебно-баллистической экспертизы. На исследование криминалистам были представлены две пули: одна – из трупа Мякоткина, вторая – из оконной рамы. Обе были выпущены из одного оружия, предположительно снайперской винтовки Драгунова.
«Что мы имеем на данный момент? – подвел итог Лаптев. – Получается, что вечером двадцатого октября неизвестный преступник проник в новый корпус облисполкома, открыл своим ключом пятьсот первый кабинет, занял позицию для стрельбы. После появления на площади группы бизнесменов, возглавляемых Лотенко, открыл стрельбу. Первым выстрелом он поразил насмерть банкира Мякоткина, вторым – разнес вдребезги окно в здании, находящемся на противоположной стороне площади. Пока все.
Нет, есть еще кое-что. О преступнике нам достоверно известно, что он хороший стрелок. Два выстрела – два попадания».
Андрей посмотрел на часы и решил еще немного потрудиться. Он отложил в сторону материалы, наработанные на месте происшествия, и взялся за изучение личности Мякоткина. Справку об американском операторе Лаптев читать не стал.
«Справка о личности потерпевшего. Мякоткин Сергей Иванович, 1940 года рождения, уроженец города Липецка, русский, образование высшее. Окончил физико-математический факультет Новосибирского университета. Во время учебы в университете проживал в одной комнате с Лотенко Б. С. До 1989 года Мякоткин преподавал высшую математику в политехническом институте, потом основал кооператив «Золотой ключик» по установке металлических дверей и изготовлению гаражей из материала заказчика. В сентябре 1991 года совет акционеров банка «Сибирь-капитал» избрал Мякоткина директором банка».
Лаптев нарисовал в рабочей тетради треугольник. Лотенко-отец, Лотенко-сын, Мякоткин.
«Очень даже логично, – подумал он. – Сразу же после путча Лотенко-старший исчез, а его сын стал богачом. Чтобы не класть все яйца в одну корзину, Борис Лотенко провел своего институтского друга на должность директора банка. Интересно, как его кандидатуру представляли акционерам? Дескать, господа, этот человек – прекрасный математик. Он подсчитает ваши денежки с точностью до копейки!
Таковы причуды нашего времени. Был преподавателем, стал банкиром. Если бы не жил в одной комнате с Лотенко, то до сих пор занимался бы гаражами».
Позабавив себя такими сравнениями, Лаптев вновь взялся за справку о потерпевшем.
«Состав семьи. Жена Екатерина Андреевна, 1941 года рождения, домохозяйка. Сын Алексей, 1964 года рождения, женат, проживает отдельно, владеет шиномонтажной мастерской в Ленинском районе города. Дочь Людмила, 1967 года рождения, проживает в г. Томске».
«Все, на сегодня хватит!» – решил Лаптев. – Пора домой, а то Лиза уже заждалась».
Вспомнив о жене, Андрей невольно улыбнулся и повеселел. Каждая встреча с Лизой доставляла ему радость.
Перед уходом с работы Лаптев решил заскочить в туалет. Проходя мимо своего бывшего кабинета, он остановился. Из-за двери раздавался негромкий протяжный вой, словно кто-то оплакивал убитого товарища.
Андрей посмотрел по сторонам. На этаже, занимаемом уголовным розыском, все кабинеты были закрыты. Сотрудники разошлись по домам или работали на выезде.
«Черт возьми, что там происходит? У Ефремова крыша съехала? Или он убил кого-то и сейчас воет над трупом? Эх, была не была! Посмотрим, кого там оплакивают».
Лаптев достал связку ключей, нашел среди них нужный, открыл кабинет и вошел внутрь.
20
В кабинете за письменным столом, подперев руками голову, сидел Ефремов.
Услышав шум открывающейся двери, он поднял голову и заявил:
– Это ты, Андрюха! Заходи, посмотри на меня. Я чмо, ублюдок, полное ничтожество!
– Нашел место, где каяться! – усмехнулся Лаптев. – Иди в церковь, излей душу священнику. Тебе легче будет.
– Не пойду. Я уже был там, хотя и давным-давно. Как-то моя любимая бабушка повела меня в церквушку в Кировском районе. Народу на богослужении собралось видимо-невидимо. Одни старухи и я. За те три часа, что простоял в толпе, я проклял все на свете. Теснота, ноги гудят, от нехватки воздуха голова кружится. Потом началось причастие. Меня подвели к попу, он говорит: «Кайся, сын мой!» А в чем мне каяться, если я во втором классе учился? Я был в те годы невинен, как агнец божий. Не успел я сказать, что мне не в чем каяться, как священник говорит: «Портфелями в школе дрался? Девочек за косы дергал? Я отпускаю тебе грехи. Ешь просвиру и вали отсюда, не задерживай очередь».
– Так и сказал? Вали, мол? – поддел коллегу Лаптев.
– Суть не в этом, Андрей. В те годы я был примерным мальчиком, портфелями не дрался, соседку по парте за косички не дергал, оценки в дневнике не исправлял. Это потом на меня, как на веретено, стали грехи наматываться. Если я сейчас пойду в церковь исповедаться, то священника на месте удар хватит. Я, Андрюха, не враг нашей церкви, так что в храм божий не пойду, пощажу здоровье работников креста и кадила. – Ефремов достал из-под стола початую бутылку водки, плеснул в стакан. – Выпей, Андрей, посочувствуй мне. Я моральный урод. Я принял унижения от человека, который должен вздрагивать от одного моего имени.
– Я не буду пить, – твердо заявил Лаптев.
– Андрей, ты знаешь обычай. Кто отказался выпить, тот стукач!
