Когда пробужденный портал заволокло мутной завесой, Лэрви прихватила меня за запястье.
— Идем домой, сестрица. Тебе нужен отдых, — обеспокоенно предложила она.
— А отец? — глухо спросила я, с трудом отвлекаясь от отстраненной мысли, что этим вечером какие-то очень густые тени или все дело в моем до черноты мрачном настроении?
— Отец и сам может зайти в арку, нам разве обязательно его ждать? — удивилась Лэрв.
Я не стала спорить. Я устала. Я действительно хотела только одного — добраться до постели и обдумать следующий шаг моего плана.
А когда я краем глаза заметила, как над ладонью Лэрви, входящей в арку за мной с отставанием в полшага, вспыхивает печать взрывного заклятия, я спохватиться не успела, тем более что Лэрви резко толкнула меня в плечо.
Из портальной арки с той стороны я вылетела с ускорением и, споткнувшись, все-таки упала на колени. Если бы не платье, удар бы получился болезненный.
Он и был болезненный. Только не от удара о пол, а от осознания предательства родной сестры…
Я была не в Элвиане. Не в дворцовой замковой башне магов, полной несносных чародеек, которых я сейчас и то была бы рада видеть — с моей-то тоски. Я была в широком зале, освященном шарами тусклого магического света. И первое, что я увидела впереди, — белую круглую рунную печать, нарисованную на полу. И ни одного знакомого знака. А уж потом искаженную в своих нечеловеческих пропорциях, покрытую ледяными шипами статую, у подножия которой и была начерчена печать.
В когтистых лапах — большие песочные часы, из верхней половины которых в нижнюю неторопливо сыплется белый песок.
Распахнутая алчная всепожирающая пасть.
Провалы безумных глаз.
Идол, запрещенный в Джанхе, за наличие которого ритуально выжигали душу, лишая ее возможности перерождения навсегда, как в Джанхе, так и в любом другом мире.
Эзуф-Хоор. Хладный демон.
И воздух в зале — мертвый, им тяжело дышать, он кажется отравленным. Так всегда бывает в помещениях, в которых приносят кровавые жертвы. В принципе если приглядеться, можно заметить, что в немногих щелях в полу что-то действительно буреет.
— Лэрви, — тихо выдохнула я. — Нет-нет, только не ты…
Я поднялась на ноги и обернулась к сестре. Вопреки обычной себе Лэрви сейчас блестяще держала эмоциональную границу, из-за нее не продиралось ни клочка эмоций. Стояла, прямая как палка, с развернутыми плечами и скрещенными на груди руками.
— А почему не я, Фэй? — тихо спросила она. — Почему не я?
Я соображала быстро. Недостаточно быстро, чтобы раскусить Лэрви с самого начала, но достаточно, чтобы сложить «два и два»: странное поведение сестры и наличие в зале, куда привела телепортационная арка, идола культистов.
— Ты — культист? Ты — сестра дракона и ты культист?
— Ах, ты об этом, — Лэрви повела в воздухе пальцами, будто пряла нитку, и в ее пальцах действительно материализовался узкий длинный посох с выточенной драконьей головой, с тусклыми рубиновыми глазами.
— Да, Фэй, я культист, если ты об этом, — спокойно сообщила мне Лэрви тоном, каким она рассказывала папе «мое новое платье такое красивое». — Почему? Потому что меня от тебя действительно тошнит, сестрица. От всего вашего драконьего племени.
— Так уж от всего, дорогая?
А вот этот голос я меньше всего ожидала услышать, дернулась, обернулась и чуть снова не упала, обнаружив своего бывшего жениха за своей спиной. Ладони Эвора, затянутые в черные перчатки, поймали меня за талию.
— Ну, здравствуй, Фи, — улыбался он мне широкой улыбкой. Так, как будто действительно рад меня видеть. Но глаза. Его глаза, этот взгляд… Алчный, жадный, липкий… Мороз шел по коже.
Я отпрянула назад, вырываясь из его хватки. Сделала еще шаг назад.
Эвор выглядел… Как всегда. В тусклом свете магических огней его волосы казались темно-красными, будто вымытыми в крови. И рубашка на нем была алая, в тон рассыпавшимся по плечам волосам, вся украшена черными тонкими кружевами. В расстегнутом вороте рубашки — какая-то серебряная цацка, в ухе — длинная серьга в виде той же головы дракона с мелкими рубинами в глазах. Черные кожаные брюки и длинный кинжал на бедре в украшенных драгоценными камнями ножнах. Павлином был, павлином и остался.
— Так вот ты какой, когда настоящий, — задумчиво произнесла я, разглядывая его лицо. Впервые в жизни я видела его не благостным и доброжелательным, не обеспокоенным и располагающим, нет. Эвор выглядел смертельно довольным собой. Будто он наконец получил то, чего очень давно желал. Ну если так вдуматься — так оно и было. Меня он хотел давно. Сбылось. Надеюсь, что он обломает об меня все свои зубы.
Эвор, рисуясь, склонил спину, отвешивая легкий поклон. Да, мол, вот именно такой я и есть. Потом подошел к Лэрви, подавая ей руку. Я сначала не поняла, зачем, а потом моя сестра чуть склонила голову, касаясь тыльной стороны ладони Эвора губами. Сложно было не заметить, с каким обожанием она это делала. К слову, так часто делали наложницы драконьих гаремов. Надеюсь, что Эвор Лэрви не соблазнил… Хотя… О чем ты думаешь вообще, Фэй, посреди зала-то жертвоприношений, в компании одного культиста и одного своего врага?
— Значит, вы вместе? — я чуть скривила губы, переводя взгляд с Эвора на Лэрви и обратно. Когда в зале появился мой бывший жених, моя сестра резко поменялась в лице. В нем была какая-то конченая тоска и безнадежность. Кажется, все на свете Лэрв бы отдала, если бы Эвор задержал на ней свой взгляд.
— Ну что поделать, Фи, — Эвор развел руками. — Не мог же я разбить сердце твоей сестры.
Сказал это и чуть улыбнулся Лэрви, легонько скользнул затянутыми в черный шелк пальцами по ее скуле, к подбородку. Мою сестру затрясло, она совершенно отчетливо потянулась к Эвору, будто умоляя приласкать ее больше. Меня начало слегка подташнивать. Не от факта внимания, но от снисходительного, почти брезгливого взгляда Эвора, которым он смотрел на мою сестру.
— Твой план, да, Эв? — поинтересовалась я. Серьезно, это все начинало обретать очертания чего-то более-менее грандиозного. Вот как отец узнал подробности заседания. И не зря они явились так быстро. И не просто так Эв, чьи таланты к телепатии были мне хорошо известны, добился того, чтобы я сняла рядом с ним эмпатическую печать. Для того чтобы понять, что меня сильнее всего беспокоит. А беспокоил меня обет моего мужа, ни больше, ни меньше.
