— Не записывала. Нам такого стресса не надо, — прыснула я.
— Арефьева! — донеслось вслед. — Я тебя люблю, слышишь?!
— Сумку не забудь, герой-любовник, — рассмеялась я и тотчас скорчилась от новой волны схваток.
…Без двадцати минут четыре сонную тишину платного отделения прорезал требовательный детский крик. Я обессиленно рухнула на лопатки. Пот струился по лбу, поясница отваливалась, и в ушах бухало ударами сердца. Разумом я до сих пор не осознавала, что произошло. Наблюдала за возней акушерской бригады и осоловело моргала. Понимание пришло лишь тогда, когда мне на живот уложили маленький теплый комок, а тот запищал что-то непонятное, но — несомненно — важное.
Говорят, что младенцы рождаются неказистыми: большеголовыми, отёчными. Не знаю, возможно, меня накрыло материнским инстинктом, но никого красивее я не видела. У неё были глаза Ильи — темные, почти черные, космические и невероятно вдумчивые. Нос-пуговкой — в мою маму. Надутые от недовольства губки — исключительно мои.
Когда нас вместе с малюткой на каталке ввезли в палату, Илья подскочил с кресла. Но не кинулся ко мне, не стал мешаться. Боязливо стоял в сторонке, пока мы укладывались в кровать.
Медсестра оставила нас втроем, но пообещала вернуться через несколько минут. Мы ещё сами не понимали, что делать с малюткой, а потому просто смотрели на неё во все глаза.
— Екатерина Ильинична появилась на свет в три часа сорок минут, — отрапортовала я, чтобы разбавить гнетущую паузу.
— Ильинична? Точно не Модестовна? — хрипло спросил Илья, склонившись над Катюшкой.
— Точно, — ухмыльнулась я.
— Может быть, Аристарховна?
— Ляля! — Стукнула его кулаком по плечу.
— Люблю тебя… — Он аккуратно прилег рядом со мной и коснулся губами моего лба.
— Я тебя тоже.
Я уткнулась лицом ему в грудь, впервые за долгое время выдохнув с облегчением.
Эпилог. Новый контракт
Ну а дальше всё завертелось как в калейдоскопе, закружило разноцветьем красок. Хрупкое создание с космическими глазами стало центром нашей вселенной. Разумеется, первые дни дались нелегко. Не посчитать, сколько было потрачено нервов. Мне хотелось выть от страха и непонимания: а что вообще делать?! Вдруг я что-то не пойму, вдруг не успею, вдруг она будет плакать, а я не смогу ей помочь…
В часы моей полной беспомощности Илья стал не просто поддержкой, но и строгим главой семьи, который умудрялся усмирять накатывающие истерики. Когда у меня кончались силы, он произносил спокойным голосом:
— Соберись, у тебя всё получится.
В такое моменты ему было достаточно дотронуться до моего плеча или встать за спиной, или взять малышку на руки, позволяя мне отвлечься. Этого хватало, чтобы я пришла в себя.
Нас выписали на четвертый день, и вскоре Катюшка оказалась дома. В комнате с обоями, на которых смеялись герои мультфильмов. В комнате с потолком, на котором мерцали флуоресцентные звезды. В своем маленьком дворце, обустроенном любящими родителями.
Пашка разглядывал её со шкафа в искреннем шоке, выпучившись и приоткрыв рот.
— Кажется, кот сломался, — с сомнением отозвался Илья, пощелкав перед мордой Пашки пальцами. — Может быть, для него это слишком большое потрясение?
— Ничего, как-нибудь справится, — отмахнулась я.
Понадобилось несколько дней, чтобы Пашка окончательно втюрился в Катюшку. Отныне он охранял её покой денно и нощно как верный страж. Лежал под кроваткой, и стоило малютке заплакать, как мчался ко мне (если вдруг я отлучалась), зазывно мяукая.
Илья же помогал не только морально, но и физически. Меня перестали подпускать к купанию Кати, к вечерним прогулкам с ней. Если дочка просыпалась ночью, Ларионов запрещал мне вставать. Он пытался успокоить её сам (правда, без груди это было сделать проблематично). В нем открылась новая роль — отец, глава семейства, — и это вызывало во мне нежный трепет.
Ну а его мама впервые позвонила спустя три недели после рождения Екатерины. Вначале она аккуратно допросила сына, как себя чувствует внучка, а затем попросила передать трубку мне.
— Илона, дайте мне возможность высказаться, — голос Анны Львовны звучал без особой уверенности, словно я могла отказаться общаться с ней. — Я раскаиваюсь в тех своих словах. Илья рассказал о том, как относится к вам и к Екатерине, отправил мне её фотографию. Чудесный ребенок. Не держите на меня зла. Каждая мать желает своему ребенку лучшего, теперь вы сами это понимаете, но иногда мы перегибаем палку. Я вижу, что мой сын счастлив с вами. Мне спокойно за него. Если в вашей жизни найдется место для меня…
— Обязательно найдется, — перебила я мать Ларионова. — Приезжайте, как будет возможность. Мы всегда рады вас видеть.
Может быть, беременность сделала меня мягче, но я не видела смысла таить обиду. Ведь именно разговор с Анной Львовной заставил меня многое переосмыслить. Если бы не она, я бы так и принимала Илью как должное, не представляя, как много он для меня значит.
Не просто много. Если Катя — центр моей вселенной, то Ларионов — всё, что находится за центром.
* * *
С девчонками мы встретились у меня дома спустя две недели после родов. Младший сын Ленки — Дениска — недовольно ворчал что-то на младенческом языке и заинтересованно посматривал в сторону Екатерины. Вика сюсюкалась с обоими детьми попеременно и восхищалась то пяточками, то носиками, то пальчиками. Клянусь, в её глазах зажигались мультяшные сердечки, когда она смотрела на Катю и Дениса.
— Девочки, — трагично произнесла Ленка, меняя сыну подгузник. — Кажется, я хочу четвертого ребенка.
Повисла такая тишина, что было слышно, как у соседей работает телевизор. Катюшка одобрительно закряхтела.
— Она чокнулась, — обратилась я к Вике.
— Окончательно поехала кукушкой, — подтвердила подруга. — А жить ваше многодетное семейство где планирует?
— Мишка что-нибудь придумает, — мечтательно произнесла Ленка, и ямочки на её щеках запылали румянцем. — Он работу сменил, получает теперь в два раза больше. Мы няню наняли, я даже к психологу записалась. Мозг, кстати, встает потихоньку на место. Подойдем к следующему ребенку со всей ответственностью. Разумеется, мы займемся этим не сегодня и не завтра. Но главное, что нам этого хочется!
Я покачала головой, но без осуждения, а Вика показала Ленке поднятый вверх большой палец.
Чудесно складываются судьбы.
Каждый выбирает свой жизненный путь. Ленка, ещё недавно кричавшая, что не потянет даже двоих детей, согласна на четвертого. Я, отрицающая любые чувства к Ларионову, теперь не могла представить своей жизни без него. А у Вики, которая ещё год назад уверяла, что больше никого не сможет полюбить, вовсю шла подготовка к свадьбе.
