– Ваше преосвященство, вы в самом деле хотите, чтобы я…
– Возможно, я и потребовал бы от вас подобного лицемерия, если бы был слеп и неразумен. Увы, мои не оставившие истинного служения братья сходятся в том, что одержимость есть последствие чудовищной ереси, взявшей верх в Паоне, а о том, сколь чудовищные дела творятся на землях, подвластных императору-еретику, не мне вам рассказывать. Подобное нельзя простить, и с подобным нельзя мириться даже временно.
Больше в нарисованное небо епископ не смотрел. Тяжело поднявшись, он неспешно двинулся вдоль немалого, впору доверенному начальнику губернаторской канцелярии, стола. Капрас дернулся встать, но был остановлен движением большой белой руки.
– Орестова ересь, – слова падали мерно и тяжко, так вбивают сваи, – много хуже багряноземельского язычества, ибо извращает самую суть бытия и служения. Поэтому, сын мой, не вздумайте вести корпус на защиту Паоны, ибо будет сие помощью ересиарху. Вас либо убьют, либо вынудят впасть в скверну, и вы окажетесь на стороне зла.
– То есть, – он уже решил остаться, но лучше делать это с церковью за спиной, – с вашей точки зрения…
– Я не более чем слуга Создателев, – не преминул уточнить преосвященный, – и зрю я в ваших деяниях не грех и не измену, но борьбу с ересью и заботу о Златоструйной Мирикии, что есть ответ на мои молитвы о ней. И я благословляю вас на неустанные труды по наведению и поддержанию должного порядка.
– Приложу все усилия. Хотелось бы удвоить численность войск, но до лета это вряд ли получится, к тому же мастерам и поставщикам нужно платить.
– Не преувеличивайте трудностей. Губернатор и лучшие семьи Мирикии, и не только ее, готовы вас поддержать. Кстати…
Инкрустированная перламутром крышка беззвучно отошла, и епископ Мирикийский, запустив руку в чрево бюро, извлек несколько украшенных подвесными печатями бумаг.
– Имя Карло Капраса, как получателя по сим пришедшим из Ионики и Кипары векселям, я впишу в вашем присутствии, – объяснил он. – Набирайте и обучайте рекрутов, умножайте число орудий, готовьте припасы, все пригодится. Подготовите к весне хотя бы тысяч пять-шесть, уже будет неплохо.
– Разрешите выразить свою признательность… – Ну да, не только Мирикия! Превосходительные договорились… сговорились, причем давно. – Со своей стороны…
– Оставьте. – Клирик все так же не спеша вернулся на прежнее место и открыл чернильницу. – Негоже, чтобы правитель соседней страны, вынужденно и, я надеюсь, временно отошедший от эсператизма, делал для вас больше тех, кого вы взяли под свою защиту.
2
– Полчаса, – напомнил Валентин и, убрав часы, воззрился на окутанную кривляющимся туманчиком полынью. В такую провалиться… Арно поежился и с достоинством отвернулся. Матери вздумалось притащить их к перекинутому через заснеженный приречный овражек мостику, а господин Зараза решил в развитие замысла проторчать на этом кошачьем мостике полчаса. Вроде и немного, если занят делом или хотя бы болтаешь, но Придд попросил «воздержаться от разговоров». Ладно, его дело… Минут пять виконт убил, разглядывая окрестные снега, затем старательно вытоптал на снегу ромашку, поймал умиленный материнский взгляд, смутился и решил считать топтание караулом. Засунь его после Лаик в гвардию или, того хуже, в дворцовую роту, пришлось бы часами подпирать двери, да еще застегнувшись на все пуговицы и не имея возможности хотя бы нос почесать. Почесывание носа вкупе со снятием и надеванием перчатки съело еще какое-то время, но вечность меньше не стала.
Следить за подчиненными тоже не выходило – «фульгатов» отправили вверх по оврагу на поиски истоков столь приглянувшегося матери ручья. Хоть бы птица какая показалась, а еще лучше – белка! Должны же они тут водиться, вон деревья какие – а, кстати, какие? Летом можно было бы узнать наверняка, но голые заснеженные ветки хранили инкогнито. Правда, если покопаться в снегу, найдешь и опавшие листья, и семена, но велено стоять и «прислушиваться к своим ощущениям». Было бы к чему!
Легенду о Стройной Клотильде, от тоски по возлюбленному ставшей сосной, Арно терпеть не мог, хоть красотка потом и расколдовалась, и даже замуж вышла; хуже было только, спасаясь от родственников, прыгнуть в воду и очнуться лебедем. Дурочка Октавия в восторге от Златокудрой Ульрики, и не она одна, а нет бы подумать, каково это – копошиться в полынье, загребая перепончатыми лапами ледяную воду, и глотать тину или что там жрут водоплавающие, когда их дамы не кормят. Дикие лебеди не только пасутся сами, но и от хищников отбиваются… А что? Волка можно отлично огреть крылом, главное, чтобы он первым шею не перекусил, а то крови будет… На земле, на снегу, в воде… Валентин вон эсперу в крови искупал, понять бы еще – подействовало или нет, а если подействовало, то как? И что получится, если сейчас взять и устроить маленькое кровопролитие?
О таком они не договаривались, но мысль была занятной. Поделиться? Нет, велено молчать, значит, будем делать и молчать, а то спугнешь ненароком какого-нибудь… лебедя. Местные не врут, они в самом деле тут водятся, и один отчего-то не улетел и теперь гордо бил крыльями по воде, совсем как на кесарских знаменах. Руппи говорит, когда кесарем станет его дядюшка, на гербе Дриксен будут крылатые змеи. И поделом, нечего приставать к «Победителю дракона»! Талигойцы, видите ли, «фрошеры», а вы кем со своими ужами окажетесь? И чем их, кстати, кормить? Летучие ужи должны есть летучих лягушек, а их не бывает, зато бывают аисты, которым станет проще охотиться. Нет, змеям летать совершенно ни к чему, так что Штарквинды с гербом промахнулись. Сглупили, как брякнули бы две Эдиты из трех… А ведь семейство Варнике уже должно получить приглашение ко двору, вот только рады ли они эдакой чести? Надо было написать в Кабаний Лог, что если не хочется ехать, то и не надо, только пусть сообщат об этом регенту. С Октавии хватит Айрис с Иолантой, а с Карла – книжек, главное, не забыть их захватить.
Прежде Валентин не забывал ничего, но уж больно много на него дома свалилось, и ведь не поможешь! С родной кровью шутки плохи. С кровью… И ведь решил же, но задумался о всякой ерунде!
Торопливо оглянувшись, Арно вытащил кинжал и, прикусив губу, резанул руку. Не так, как Ли, само собой, отсюда до лошадей идти и идти, да и жгута нет, но кровь честно закапала на снег. Может, хоть теперь что-нибудь получится?
Может, оно и получилось бы, но сначала прискакала и повисла на стволе вниз головой рыжая белка, а затем протоптанной фульгатами тропкой спустился Ли и, не говоря ни слова, встал рядом, любуясь на черные кроны. Кажется, он был чем-то очень доволен, то есть не он, а кто-то даже не слишком похожий. Это надо уметь, спутать собственного братца с клириком, да еще эсператистским.
– Сударь, вы откуда?
В ответ – улыбочка, вот из-за нее он и ошибся. Ли, когда ему удавалось что-то важное, ухмылялся именно так. Всю комнату Райнштайнеру кровью залил и ухмылялся, а они все, как последние дураки…
– Арно!
– Валентин? Что-то случилось?
– Возьми платок. Зачем ты порезал себе руку?
