Мотор гудит, погружая в своеобразное медитативное состояние, пока наша лодка рассекает потрясающие, аквамариновые, бирюзовые и кобальтово-синие воды Карибского моря. Я считаю эту воду самой лечебной из всех, в которых я когда-либо побывала: она такая теплая и соленая, что держит меня на плаву и баюкает, словно в материнской утробе. Мне нравится здесь! И вдобавок, конечно, прекрасное карибское утро!
Когда мы прибываем к месту нашего погружения, медитативный звук мотора стихает. Остальные быстро собирают свое снаряжение, падают спиной в теплую воду и исчезают под водой. Я медлю, пытаясь справиться с непреодолимым чувством беспокойства. От веса оборудования на моем теле буквально перехватывает дыхание. Я чувствую, как меня словно приковывает к месту неизвестная, непрошеная сила, которая высасывает из меня воздух жизни.
Хесус (Иисус!), наш проводник, уже из воды пытается меня уговорить. Мы с ним знакомы: он организовывал для моих туристов всякие захватывающие поездки, но сама я в такой участвую впервые.
«Все будет хорошо, амига, прыгай. Я тут, рядом».
«Не могу. Не знаю, почему… Я… Мне… Я… задыхаюсь», – лепечу между мелкими, судорожными, сдавленными вдохами, отчаянно пытаясь дышать нормально. Я сижу на краю лодки спиной к воде, с трудом удерживая равновесие, и не могу двинуться ни назад в воду, ни вперед в лодку. От страха я буквально застыла.
Хесус тоже застывает. Все, что я слышу, – волны, ударяющиеся о лодку и раскачивающие ее назад и вперед и меня вместе с нею.
«Доннина, ведь в этот самый момент, прямо сейчас миллионы людей во всем мире только и мечтают оказаться в Карибском море…
ТЫ… уже здесь».
Плюх. Я падаю спиной в воду и сразу чувствую, как сильная рука нежно сжимает мою. Хесус сияет мне глазами через маску, ободряя и поднимая вверх большой палец свободной руки. Вместе плывем на глубину. Остальных не видно. Вокруг нас великолепная карибская вода покачивает меня в тепле своего благословенного чрева. Вдалеке под водой вижу размытый контур чего-то знакомого: это огромный каменный крест. Мы с Хесусом плывем вниз, вниз, вниз, к кресту. Я больше не сворачиваюсь в ужасе; новообретенное очарование влечет меня к кресту.
Мы подплываем, Хесус показывает мне знак о’кей и, когда я киваю, отпускает мою руку. Звук собственного дыхания успокаивает меня. Расслабившись в нем, вдыхая и выдыхая через акваланг жизненно важный кислород, я обхожу крест. Камень тщательно прорезан, и эта выемка намекает на прибитое к кресту тело Христа. Разноцветные тропические рыбки, в том числе и рыбы-ангелы, плавают вокруг нас и сквозь прорезь…
Барракуда тоже зависла поблизости. Нас предупредили: не надевать ничего блестящего, так как их привлекает блеск. Людей блестящее тоже привлекает. Молодые обладают яркой жизненной силой, и новые сверкающие огни иногда привлекают «барракуд» всех форм и видов…
Хесус снова спрашивает, в порядке ли я, а затем позволяет мне самостоятельно всплыть на поверхность. Забравшись в лодку, я испытываю сильнейшее возбуждение.
Первое погружение неожиданно вернуло меня к размытому изображению креста. На этот раз он был непривычно окружен ярко-красным пламенем, которое казалось непроницаемым, а погружен в ярко-синюю воду, которая казалась гостеприимной и приветливой. Значимость моего страха перед падением в неизвестность, неуместный вес акваланга на груди и одновременно поддержка от Хесуса, а также полная неожиданность с крестом на дне бухты были совместными усилиями судьбы, которые все глубже уводили меня в собственные раны. Еще кое-что любопытное выяснилось, когда Хесус рассказал мне, что в юности хотел стать священником и даже поступил в семинарию, но ненадолго. Именно его, все еще искренняя, полная искристой энергии, вера послужила той рукой, которая привела меня к затопленному кресту. Граница воды и воздуха, будучи мощным символом как поверхности бессознательного, так и эмоционального тела, пробуждала во мне боязнь столкнуться со своим страхом, когда предстояло «упасть спиной» в воду. Погружаясь в воду, я увидела в этой красивой тропической обстановке странное зрелище, а обнаружив, что внутри креста плавают эти яркие, жизнеутверждающие рыбы-ангелы, столкнулась с внешним символом моего внутреннего процесса исцеления.
Один из основных принципов глубинной психологии
[51] Карла Юнга – это трансцендентная функция. Центральная для развития (самостановления) индивидуального из всеобщего, трансцендентная функция позволяет нам выйти за пределы двойственности сознательного и бессознательного, известного и скрытого, добра и зла. Удерживая эти противоположности в единстве, мы открываемся дару нового озарения, двигаясь к полной Целостности.
Во время недавней поездки на этот тропический остров я обнаружила, что недалеко от того креста, все еще существующего, британский скульптор, дайвер и эколог Джейсон де Кайрес Тейлор разместил художественные новинки. Подводные скульптуры собраны в несколько групп на разных уровнях глубины и по мере погружения кажутся все более живыми. Эти статуи мужчин и женщин изображают что-то вроде деревни, выстроенной на песчаном дне, и их задача – продемонстрировать, что гармония между природой и культурой еще возможна, что не все еще потеряно. Подводный музей (MUSA)
[52] уводит туристов подальше от рифов, которым уже угрожает исчезновение, обеспечивая Матери-природе уединенность, в которой она могла бы (и пытается) восстановить ресурсы, находящиеся под угрозой. Я нашла одну особенно трогательную и символическую фигуру беременной женщины с большим выпирающим животом. Ее завораживающие, проникновенные глаза вполне могут олицетворять то, что недавно родилось из глубин моего собственного подсознания, а также нашего коллективного бессознательного.
Ритуальная голубая чаша: старая парадигма разбивается
Многие духовные учителя говорят о переломном моменте, который предшествует значительному подъему, и, хотя я уже давно прошла то, что, похоже, было для меня сумерками души, во время написания этой книги еще и разбилась одна из моих ритуальных чаш. Хрустальная миска была подарком друга – старомодная салатница, которой я часто пользовалась, чтобы символически держать воду во время ритуалов очищения или освобождения. Ее глубокий яркий цвет, такой же естественно-синий, как океанская вода, был великолепен.
