— Привет, — кивнул он Зине.
— Что ты хотела? — спросил Лилю, даже не поздоровавшись с ней.
— Поговорить, — спокойно сказала Лиля, стараясь не смотреть на удивленную Зину.
Коридор оказался пустым. Лишь на лестничной клетке, сразу за стеклянной дверью, стояло несколько парней. Одного из них Иван узнал сразу: вчерашний Пахом. А другой, чернявый, в коричневой кожаной куртке, и есть, должно быть, тот самый Иштван Цагерт.
— Что хотела? — повторил вопрос Иван. Холодно и через силу. О чем говорить, если сюда она пришла, заручившись поддержкой друзей — уголовников. Обсудили, должно быть, линию защиты, и заодно утешили.
— Кто мне звонил? — сразу набросился он.
— Иштван. Я попросила.
— Куда не посмотри, всюду Иштван, — осклабился Иван.
— Понимаешь, получилась глупая ситуация, — начала оправдываться Лиля. — Мы с ним просто друзья. И как-то ездили большой компанией на дачу. Он фантазер и наплел какую-то чушь Игорю Петровичу. Больше я пока не могу тебе ничего сказать, это не моя тайна. Ты просто верь мне, Ванечка. Я люблю тебя. Пожалуйста, давай…
Она стояла перед ним в темном драповом пальтишке и мямлила, как двоечница у доски. И из всех христианских чувств Иван мог испытывать к ней только жалость.
— На чьей даче мы тогда трахались? — грубо перебил он, не скрывая презрение.
— Это дача Иштвана. Его родителей. Я попросила ключи, — пробормотала она, отводя глаза.
— И там ты чувствуешь себя как дома. Даже знаешь, где хранятся простыни. — Иван смотрел отчужденно. Его глаза, обычно добрые и веселые, полыхали огнем ненависти и презрения.
— Да мы с семьей туда часто ездим, — снова начала оправдываться Лиля, и это была самая настоящая правда. Но в нее с трудом верилось при таких обстоятельствах. — Мы дружим семьями.
— Ты спала с этим… своим другом? — теряя терпение, ощерился Иван.
— Нет, — слишком быстро выпалила Лиля и залилась краской.
— Ты врешь. Все ты врешь. Хочешь пристроить мне чужого ребенка? Нашла дурака. Гадина.
В ярости от ее предательства он схватил ее за плечи и начал трясти.
— Руки от нее убери, — приказал кто-то совсем рядом.
Иван обернулся. Парень, идентифицированный им, как Иштван Цагерт, только что стоявший около стеклянной двери, вдруг оказался рядом. За ним не торопясь, танцующей приблатненной походкой приближались еще трое.
— Руки, — угрожающе повторил Цагерт. И участливо обратился к Лиле: — Как ты?
— Нормально, — обреченно кивнула она. И жалобно позвала: — Ваня.
Иван демонстративно убрал ладони с плеч предавшей его женщины, отпустил ее и замер, словно изваяние. Лицо его, искаженное злостью, превратилось в маску. Ивана переполняла дикая злоба, бесило вероломство невесты. Теперь уже бывшей. Игорь оказался прав: даже сюда, на разговор с ним, она пришла со своими дружками.
— Вот это, — он обвел глазами собравшуюся вокруг компанию, — лишь подтверждает твое вранье. Я не женюсь на тебе, хватит мне лапшу на уши вешать. И вообще, не желаю иметь с тобой ничего общего.
Лиля обмерла, потрясенная его предательством, слишком быстро Иван отказался от нее.
— Тебе все ясно, Лилечка? — участливо поинтересовался Цагерт.
Она кивнула, интуитивно прижимая руки к груди, до боли сцепив пальцы. По ее щекам лились слезы. Только бы не грохнуться в обморок.
— Так что ж ты стоишь, как падшая женщина? — ласково увещевал Иштван. — Умоляешь…Тебе это совсем не идет. Поехали, милая, поехали, — Он взял Лильку за плечи, как свою собственность — естественно, он имел на это все права — и увлек к выходу. Она безропотно пошла с ним. В дверях Цагерт остановился, пропуская даму вперед и, усмехнувшись, посмотрел на Ивана гордо и самодовольно.
— Теперь только попробуй подойти к ней, — мрачно пригрозил Пахом и, сплюнув на пол, в окружении своих вассалов направился к выходу.
Иван, оставшись стоять у окна, размышлял. Взгляд Цагерта его озадачил. Где-то в мозгу теплилась мысль, но из-за обиды и злости он не мог ухватить ее.
Из окна Иван видел, как вся компания вывалила на улицу. Впереди Иштван, заботливо обнимающий подружку, за ними — Пахом и остальные. Цагерт одной рукой достал из кармана куртки ключи от машины и кинул их Пахому. Потом усадил Лильку на заднее сиденье и, плюхнувшись рядом, обнял. Но за секунду до этого они с Пахомом стукнулись поднятыми вверх ладонями в знак удачи и одержанной победы.
"Он меня переиграл", — внезапно пронеслась в голове у Ивана странная мысль. А еще он почувствовал, на самый короткий миг ощущение ужасной потери, когда уже ничего изменить нельзя. Иван отогнал глупые мысли, и собрался было вернуться к Зине Кондратьевой. Она-то должна точно знать о шашнях подружки.
— Шпана, настоящая шпана, — вдруг сказал кто-то рядом. — И девка тоже блатная.
Иван обернулся и увидел Игоря Мищеренко.
— Мы — домой, — бросил Иштван Пахому.
Тот кивнул и уточнил:
— Машину дашь на вечер?
— Бери, только потом сам загони в гараж. И прежде, чем загонять, позвони мне.
Они подъехали к дому. Обычному девятиэтажному, панельному, стоящему в окружении таких же домов. С набитыми мусорными баками около подъезда. И с бабушками на лавочках неподалеку.
Выйдя из машины, Лилька тупо посмотрела на свои окна.
— У меня никого нет. Может, еще не вернулись? — недоуменно спросила она Иштвана. Вопрос казался риторическим.
— Вернулись, — улыбнулся Иштван. — Вон смотри, Линкины колготки на веревке болтаются. Вчера днем их не было. А твои родители, наверное, у нас. Отцу вручили какую-то медаль ВДНХ. Вот и обмывают.
Отец Иштвана работал директором завода. И, сколько себя помнила Лилька, всегда ходил в костюме и белой рубашке. Носил тяжелый кожаный портфель, затертый так, что первоначальный цвет угадывался с трудом. И каждое утро в половине девятого за ним приезжала черная "Волга" и увозила на завод. И каждый вечер в половине седьмого привозила обратно. Лилькин отец трудился на том же заводе начальником цеха. Но никогда ее отец не ездил на этой самой "Волге". А всегда шел на завод пешком. И когда кто-нибудь шутки ради спрашивал, что это за дружба такая, что друг даже до работы не довезет, он просто отвечал:
— Поэтому и дружим, что никто никого ни о чем не просит, никто никого не ждет.
— Пойдем к нам. Мать там всякой вкуснотищи наготовила, — предложил Иштван, когда они уже поднимались в лифте. И тихонечко ее поцеловал.
— Я бы осталась дома, — прошептала Лиля.
— Будешь сидеть, и реветь? — Он строго посмотрел на нее. — Я против.
Она отперла дверь и хотела попрощаться. Ей нужно побыть одной. Решить, что делать дальше. И в голове с разной интонацией все время билось цветаевское:
