– Так или иначе, спроси его об этом.
Гортанные, шелестящие звуки давно исчезнувшего языка ничего не говорили Рудницкому, однако не нужно быть гением, чтобы интерпретировать выражение лица Самаэля: на лице Проклятого застыло упрямство.
– Он отклонил это условие, – сказала Анастасия. – Но у меня такое впечатление, что он принял бы его, если бы было ограничение по времени.
– То есть? Перемирие на неделю или две, а потом начнется веселье?
– Что-то в этом роде. Больше вы ничего не добьетесь. Мы не добьемся, – сразу же исправилась она.
Алхимик не прокомментировал ее оговорку. Было ясно, что барышня Анастасия ощутила ветерок свободы и все меньше отождествляла себя с людьми. Как она отреагирует, если он освободит ее от клятвы? На чью сторону встанет? Если она поддержит Самаэля, никто его не остановит. Может, действительно лучше было бы убить ее? Но кто это сделает? Рудницкий не мог даже представить, что хладнокровно убьет кого-то, кто не нападает на него. Еще бы! Он уже давно относится к Анастасии как к члену семьи. Поднять на нее руку? Это невозможно!
– Ладно, – сказал он. – Месяц.
Анастасия обменялась с Проклятым несколькими фразами, после чего покачала головой.
– Две недели. На большее он не согласен.
– Три недели!
– Нет, – заявила она через минуту. – Две недели и ни дня больше.
– Сделаем перерыв, – предложил алхимик. – Мне нужно поговорить с Сашкой, а потом я хочу отправить его из анклава. Прежде чем мы возобновим переговоры. В доказательство доброй воли я отправлю с Самариным «Руссо-Балт». Скажи Самаэлю, что это наш лучший броневик.
– Это разумно? Он может пригодиться…
– Я не спрашиваю твоего мнения! – холодно произнес Рудницкий. – Просто переведи.
– Он согласен.
– Прекрасно! Еще одно: какое слово он использовал для обозначения броневика?
– Этот термин означает военная машина.
– Понимаю. В таком случае закончим на сегодня. Спроси его, не мог бы он забрать с площади своих дам. Во избежание инцидентов.
В этот раз разговор длился дольше, но в конце концов Самаэль выполнил просьбу.
– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – пробурчала Анастасия.
– Я тоже надеюсь.
Когда они вернулись в арсенал, офицеры сразу же окружили их.
– Что с Сашкой? – нетерпеливо накинулся Матушкин. – Почему Проклятые исчезли?
Рудницкий вялым жестом поручил объяснения Анастасии, а сам поднялся на второй этаж, где они устроили спальню.
– Разбудите меня, когда придет Самарин, и ни минутой раньше, – приказал он.
Как только он снял ботинки и растянулся на матрасе, усталость накрыла его, словно прибой. Он заснул, едва голова коснулась твердой военной подушки.
* * *
Рудницкий глубоко вздохнул: холодный ночной воздух позволил ему освободиться от остатков сна. Разговаривали они на крыше здания – и слава Богу! – поскольку Самарин довольно простым способом выражал свое недовольство. А алхимик не хотел, чтобы офицеры слышали его крики.
– У меня не было другого выхода, – терпеливо повторил он. – И речь не только о тебе. Мы не победим его. Не сейчас. Ты и сам хорошо это знаешь.
– Если бы мы начали битву…
– То погибли бы все, и тогда никто не проинформирует власти о новой угрозе, – прервал его Рудницкий. – Ты же знаешь этих чиновников! Если никто из нас не вернется, они просто закроют анклав на все замки, полагая, что дело сделано. Только через два-три месяца анклав придет к ним.
Самарин скривился и поправил перевязь.
– Жмет, – пожаловался он.
– Не веди себя как маленький ребенок, – оборвал его Рудницкий. – У тебя сломана рука. Как закончим этот разговор, я дам тебе морфий. Радуйся, что выжил.
– Радуюсь, – заверил его генерал. – Честно говоря, если бы не твой амулет, какая-то из этих сук достала бы меня. Он ее на секунду остановил.
– Жаль, что не помог Батурину, – вздохнул алхимик.
– Помог бы, но их было слишком много. Этот сукин сын командует всем анклавом. Все время нас атаковали псевдоволки и эти девки. Не знаю, как мы уцелели.
– Он столкнулся с нами и вынужден был разделить силы. – Рудницкий пожал плечами. – Броневики неплохо потрепали здешнюю фауну.
– Эти броневики – прекрасная идея, – признал Самарин. – Я был глуп, что не взял несколько с собой, хотел как можно быстрей схватить того мага, а формальности затянулись бы на неделю. А может, все же попытаться? Имея три броневика…
– Нет! – рявкнул алхимик. – Я не поведу на смерть людей, которые доверились мне!
– Это интуиция или трусость? – воскликнул красный от злости Самарин. – Ты сам говорил, что броневики их хорошо потрепали.
– Немного! Обрати внимание, что до этого времени theokatáratos очень экономно использовали магию, и не потому, что не могли. Самаэль вызвал этот проклятый туман, а я подозреваю, это не предел его возможностей. Я не позволю втянуть себя в битву на его территории и на его условиях.
– Я так понимаю, что у тебя есть какой-то план?
– Никакого, – прямо ответил алхимик. – Я не солдат. Это твоя роль. Только помни, что ты должен строго придерживаться условий договора, иначе подпишешь мне смертный приговор.
– Я должен выпустить их на свободу?!
– Это сначала, – спокойно сказал Рудницкий. – Я полагаю, что за этим последуют и другие требования, хотя бы приказ солдатам отступить и убрать военные машины подальше от ворот, через которые Самаэль выйдет из анклава.
– Каких, к черту, машин?!
– Броневики. Он их так называет. Думаю, что знания Самаэля о современных военных технологиях неполные, поскольку в последний раз он был в нашем мире, когда железные мечи были в новинку…
– Интересно, насколько они неполные, – задумчиво произнес Самарин.
В глазах офицера зажглись злорадные огоньки.
– Исходя из используемого им словаря, очень неполные, – с нажимом произнес алхимик.
– Попытайся оставить мне немного свободы. Ну с этими договоренностями, которые мне придется реализовывать.
– Сделаю все, что смогу. Похоже, тебе пора. Чем раньше ты окажешься на другой стороне, тем лучше.
Самарин отодвинул манжет и посмотрел на часы, упакованные в сетку для защиты стекла. С момента начала войны наручные часы становились все более популярными среди офицеров всех воюющих сторон.
– Три утра, – буркнул он. – Не лучшее время для прогулки по анклаву.
– Тебя проведут прислужницы Самаэля. Ты будешь в безопасности.
– Ну да. Я паршиво себя чувствую. Один раз я уже бросил друга, – сказал генерал.
