– Что с ним?
– Правая рука. Взрыв гранаты почти оторвал ему ладонь. Нечего было спасать.
– Хорошо, пять минут, – пообещал он.
Женщина молча открыла перед ним двери. Заставленная кроватями комната создавала удручающее впечатление, в углу возле столика сидела молодая медсестра. Уставшее лицо девушки свидетельствовало о том, что в госпитале никого не волновал девятнадцатичасовой рабочий день. Заметив Самарина, она приложила палец к губам.
Офицер подошел к ней и шепотом спросил про Милютина.
– Кровать возле окна, – указала она. – Только не утомляйте его, он тяжело перенес операцию.
Генерал кивнул и подошел к окну. Он видел Милютина несколько раз на служебных совещаниях, но теперь едва узнавал майора. На лбу и шее офицера выступили синие вены, через бинты проступили пятна крови. Но больше всего его беспокоил остекленевший взгляд мужчины.
– Майор Милютин, – негромко позвал он, садясь на край кровати. – Вы хотели меня видеть.
Раненый пробормотал что-то непонятное, застонал и прикусил губу.
– Милютин, рапорт!
Офицер мгновенно пришел в себя и посмотрел на Самарина.
– Господин генерал? Хорошо, что вы пришли. Это наступление…
– Да?
– Мы несем ужасные потери, – сказал Милютин, процедив сквозь зубы. – Якимов фальсифицирует статистику, поскольку боится, что Брусилов использует ее, чтобы отстранить его. Вы обязательно должны добыть правдивые данные! На моих глазах тридцать седьмой полк Ванагина был полностью уничтожен, а два других отступили, потеряв почти половину состава.
– Что случилось?
– Сначала поляки заманили нас в ловушку недалеко от Станиславова. Когда мы двинулись дальше, то попали под огонь гаубиц. Ванагин решил обойти позиции поляков, и после нескольких часов марша нам удалось обойти их с фланга. У них мало сил, чтобы удержать линию фронта, – добавил он. – Когда отступила артиллерия, мы преследовали их, продвигаясь в сторону Воломина. Два батальона попали в засаду – польская пехота контратаковала из ближайшего леса, а когда мы подтянули резерв, нас обстрелял немецкий бронепоезд.
– Немцы снюхались с поляками?!
– Думаю, нет, – задумчиво ответил Милютин. – Я вспомнил, что на поезде были польские знаки. Еще одно: не все из той пехоты были обычными солдатами.
– Я не понимаю.
– Поляков было всего три сотни, однако они разбили в пух и прах два батальона. Я сам видел, как один из них был окружен толпой наших, но именно он и выжил… Его скосила только пулеметная очередь. Когда мы осмотрели труп, на его предплечье была татуировка в форме кинжала, объятого пламенем.
– Было что-то странное в этой татуировке? – быстро спросил Самарин.
– Да. Она двигалась. Словно пламя облизывало лезвие.
– Как вы оцениваете ситуацию?
– До сегодняшнего утра мы продвинулись на десять, может, двенадцать верст. И сопротивление поляков усиливается. У них есть даже аэропланы, я сам видел три «альбатроса».
– Как вы думаете, мы захватим Варшаву?
– Я некомпетентен в таких вещах, я только…
– Это я решаю, кто компетентен, – отрезал Самарин. – Слушаю.
– Думаю, да. Когда-нибудь. Если не появятся новые обстоятельства.
– То есть?
– Я имею в виду польских магов, а возможно, и адептов. До сих пор мы не сталкивались с таким, но это не означает, что так будет и дальше. Да и задача Восьмой армии не в том, чтобы осадить Варшаву, а чтобы преследовать немцев. А если мы ослабнем, то нужно подкрепление, а до того как мы его подтянем, пройдет неделя, может, и больше, тем временем немцы организуют оборону.
– Вы думаете, что Якимов использует Восьмую армию против поляков?
– Не всю армию. Сейчас у нас шесть дивизий пехоты и две – кавалерии, остальные преследуют немцев по пятам. Но если наши атаки и дальше будут безрезультатными, он подтянет остальные подразделения, что неизбежно ослабит натиск на немцев.
– Они на это и надеялись, не просто так они оставили полякам столько боеприпасов, – с горечью произнес генерал.
– К сожалению, – согласился с ним Милютин, кривясь от боли. – Сейчас у нас численное преимущество, но я сомневаюсь, что Варшаву защищает больше чем пятьдесят тысяч солдат. Однако если они мобилизуют резервы, то могут и удвоить эту цифру. Поскольку им хватает оружия.
– Хватает. Немцы об этом позаботились.
– Это точно. Поэтому я считаю, что…
Его прервал скрип приоткрывающейся двери: на пороге стояла Маргарита Егоровна, показывая ему на часы.
– Я должен идти, – сказал Самарин. – Если вам что-то нужно, пожалуйста, не стесняйтесь.
– Обезболивающие, – пробормотал офицер. – Никто не предвидел такого количества раненых, и нужно экономить. Если вам что-то удастся сделать, я был бы благодарен. И не только я…
* * *
Эшелон включал два локомотива, следом за ними тянулась вереница вагонов, загруженных военной техникой, а замыкал его салон. Брусилов прибыл в Новоминск. И не с пустыми руками, Самарин заметил нацеленные в небо дула гаубиц Schneidera. «Наконец-то будет чем воевать против немецких sFH 13», – подумал он.
Якимов выскочил на перрон, который еще помнил начало Варшавско-Тереспольской железной дороги, махнул рукой, и военный оркестр заиграл марш. Визг тормозов заглушил музыку, из-под колес полетели искры, и поезд остановился идеально напротив группы офицеров. Брусилов вышел в сопровождении только адъютанта, принял рапорт Якимова, после чего гневно указал на оркестр. Музыка оборвалась, как отсеченная ножом.
Самарин выступил вперед, но в этот самый момент Матушкин схватил его за рукав.
– Что такое?! – рявкнул генерал.
– Есть кто-то, с кем ты должен поздороваться до разговора с Брусиловым, – сказал он шепотом.
Друг молча показал на салон: из вагона вышла Анна. С недавних пор графиня Самарина.
Офицер, не жалея локтей, пробрался через толпу, окружавшую Якимова, и остановился перед женой.
– Ты с ума сошла?! – со злостью рявкнул он. – Что тебе стукнуло в голову приехать на фронт?!
– Я тоже тебя люблю, – ответила она, не растерявшись. – Хотела тебя увидеть, это так странно? Ну и у меня был эскорт.
– Какой, к чертям, эскорт?! И кто позволил тебе путешествовать в военном эшелоне?
Самарин развернулся, услышав осторожное покашливание. Опираясь на саблю, Брусилов наблюдал за ним с веселыми искорками в глазах.
– Я боюсь, что это моя вина, – сказал он. – Я не мог отказать в просьбе вашей жене.
– Тут и моя вина, Алексей Алексеевич, – сказала Анна с улыбкой. – Идея была моя.
– Анна Павловна убедила меня собрать медикаменты. Учитывая ваш рапорт, они пригодятся. – Брусилов вопросительно приподнял брови.
