– Не знаю.
Мария окинула взглядом пустой зал. Возле стойки девушки-официантки о чем-то мило беседовали, бросая взгляд на их столик.
– А я знаю. Официантка тебя узнала и сказала об этом своей напарнице. Теперь они внимательно наблюдают за нами и расскажут своим подружкам, что жена мэра сегодня встречалась в их кафе с любовником и он нежно держал ее за руку. И еще от себя придумают наш разговор, – улыбнулся Казанцев. – Ты не допускаешь, что у Макса могла быть подобная ситуация?
– Возможно. Только я сама их видела. Вместе.
Марк молча сделал глоток кофе, стараясь не смотреть на Марию.
– Мы договорились с Максимом поужинать, а он перезвонил мне и сказал, что не получится. Я уже не помню, что за проблема у него тогда случилась. Подумала, раз с рестораном не сложилось, то приготовлю ужин дома. Я вышла из супермаркета и увидела, как в машину к Максиму садилась женщина, с таким же пакетом.
– Маша, но ведь мог и водитель встретить свою девушку?
– Мог. Только машина была не служебная, а его личная, – вздохнула Мария.
– Хочешь, я поговорю с Максом?
Мария качнула головой.
– Помнишь, когда ты мне позвонил и сказал, что Юля подала на развод, я сразу поехала к ней. И ничего хорошего из того разговора не вышло.
Он помнил все хорошо. Стояла жара, после теракта он оперировал всех подряд, часами не выходя из оперблока. А когда в короткий перерыв брался за телефон – не было спутниковой связи, и он никак не мог дозвониться до жены.
– Маша, мы с Юлей перешагнули точку невозврата. А у вас есть Елка.
Когда Юля подала на развод, он думал, что сойдет с ума. Ему казалось, что, будь он в тот момент в Заозерске, он бы обязательно нашел слова, чтобы сказать, как она ему дорога, и Юля не ушла бы от него.
О том, что их больше ничего не связывает, жена сказала коротко и буднично и первой сделала шаг к той самой точке невозврата, после которой они стали друг другу бывшими.
Он никогда ее ни в чем не винил. У него была служба, без которой он не мыслил свою жизнь, а у нее было только пугающее одиночество, от которого его любовь не спасала.
Он долго заставлял себя не верить, что она влюбилась во француза, и не верил в ее счастливую семейную жизнь, запечатленную на фотографиях, присланных из Нормандии.
– Вот именно – Елка. Знаешь, как мне стыдно. От меня уходит муж к другой женщине. Как мне смотреть после этого в глаза дочери?
– Маша, тебе надо поговорить с Максимом. Или… набраться сил и попробовать…
Он замолчал. Вразумительного совета он не мог дать, и как пробовать жить, зная, что тебя каждый день и час предают, он тоже не знал.
– Спасибо, Марк. Мне надо было выговориться.
– Маша, не спеши с принятием решения, – посоветовал Казанцев.
– Я стараюсь.
Улыбка у нее получилась грустная, и Марк понял, как ей действительно тяжело на душе.
– Если бы можно было уехать, никому ничего не объясняя, – я бы уехала сейчас. На зимние каникулы поеду с Елкой в Заозерск. Скажу, что надо по работе.
– Не спеши. Все наладится.
– В таких случаях обычно говорят, что начнут новую жизнь, а я не хочу ничего ни с кем начинать, – не слушая Марка, сказала Мария. – Хочу просто жить.
Она хотела просто жить, чтобы никто не шушукался за спиной, не сочувствовал и не злорадствовал.
Марк опять пожал руку Маше, нисколько не заботясь о том, что подумают наблюдающие за ними официантки.
– Спасибо тебе. Поговорила – и как-то легче стало.
Ей действительно стало легче. Внезапно пришедшая идея с поездкой в Заозерск словно остановила ненужный бег мыслей и дала возможность посмотреть на ситуацию со стороны.
– Как Елка?
– Все так же. Максу постоянно грубит. Я предложила ей пригласить в гости Костю, но она приняла все в штыки.
– Маша, я могу что-нибудь сделать для тебя лично?
– Марк, ты же знаешь, что нет. Я сама не хочу ничего делать. Пусть будет все так, как должно быть. Приходи к нам в гости. В следующую субботу я свободна.
– Не приду. Из меня плохой актер, – признался Марк.
– Марк, помнишь, как ты Елку забирал из роддома? Максим не успел вернуться с конференции, а ты спешил на дежурство…
– Маша, еще немного, и будем внука или внучку вашу забирать.
– Да ну тебя, – отмахнулась Мария и опять суеверно постучала по столу. – Вначале ты стань отцом, а потом уже я бабушкой.
Мария засмеялась, и в глазах стало меньше грусти. Она немного успокоилась, легко поднялась из-за стола и, невзирая на пристальные взгляды официанток, взяла Казанцева под руку.
* * *
«Всему есть предел. Кто позволил Казанцеву так себя вести по-хамски? Кто дал право так разговаривать с подчиненными? Ладно, со мной он так себя ведет – я его раздражаю! Но остальные чем ему не угодили?»
С этими мыслями Маргарита подошла к кабинету Казанцева. Скорее всего, эти мысли четко проступали на ее лице, потому как секретарь сразу подняла трубку и доложила Казанцеву, что к нему на прием Маргарита Сергеевна.
Маргарита услышала, как в кабинете тяжело вздохнул Казанцев и буднично спросил, по какому вопросу.
«Пикуза с утра – это не к добру», – сказал Казанцев портрету Пирогова. И оказался прав.
– Марк Дмитриевич. – Маргарита пыталась держать себя в руках. – Почему Светлова плачет у меня в кабинете?
– Это вы у меня спрашиваете? – удивился Казанцев.
– Марк Дмитриевич, прекратите ерничать.
– А разве вам Светлова не сказала, что на нее родители жалобу написали?
– Сказала. Только это не жалоба, а анонимка. И если за каждую анонимку увольнять преподавателей, то…
– Читайте, – перебил Казанцев Маргариту и нехотя достал из папки лист бумаги.
– Я не верю, что Светлова брала деньги у студентов за экзамен. Вы экзаменационную ведомость видели? А я видела. И там есть «тройки» и два студента на пересдачу. Если бы она, как вы говорите, взяла деньги, то соответственно и оценки были б лучше, а уж двоек точно не было бы.
– Вас послушаешь, так в колледж на работу одни ангелы слетаются.
– Не ангелы, но коллектив у нас хороший, только жаль, что вы этого так и не поняли.
В голосе Пикузы послышалась горечь. Коллектив был обычным, каким и должен быть женский коллектив: с женскими тайнами, женской дружбой и женскими сплетнями, но без стяжательства и крохоборства.
– Конечно, студенты покупают преподавателям бумагу, которой вечно не хватает, – посетовала Маргарита. – И файлы, и папки тоже покупают, но ведь они сами этим и пользуются.
