– Маша, у меня есть другая женщина.
– Ты уходишь к ней?
– Ну зачем ты так сразу?
Гранин рассердился на себя. Надо было самому сказать, что он уходит, а так Мария об этом спросила, словно дала ему подсказку.
– И давно у тебя случилась любовь?
И опять этот издевательский вопрос. Спросила, как у мальчика. А он не мальчик. Давно не мальчик.
– Маша, я не знаю, как об этом сказать Елке. Скажи ей сама. Как-то по-женски поговори с ней.
– Да ты не волнуйся. Я все ей объясню. Я завтра еду в Заозерск, возьму ее с собой. В дороге и поговорим. Ты судака будешь?
Она старалась не смотреть ему в лицо и говорила противно спокойным голосом. Она существовала отдельно от своего голоса и тела. Руки ловко заворачивали рыбу в фольгу, а мысли зрели за пределами головы.
– Я тогда завтра заеду и заберу некоторые свои вещи. Ты не против?
– Не против чего?
Гранин не стал отвечать на вопрос. Говорить не было сил, молчать – не имело смысла, и тогда он пошел к себе в кабинет. Вот и все. Он сжег все мосты. Вернее, не мосты, а один – старый тридцатилетний мост.
– Ма! Я дома!
Мария не услышала, как Елка открыла дверь. Она только помнила, как запекала судака в лимонно-чесночном соусе, чтобы не было рыбного запаха. Максим любил рыбу, но от запаха его тошнило. Об этом она помнила все тридцать лет.
– Ты чего в темноте сидишь? Как пахнет! Будем ужинать или ждать отца?
– Будешь ужинать одна. Я не хочу, а у отца ЧП.
– Вот! Сколько я вам говорила, что мысли материальны. А вы все – ЧП на Новый год да ЧП. Вот вам и ЧП! Слушай, а если ЧП уже случилось, то, может, встретим Новый год за пределами Куличевска? – с надеждой в голосе спросила Елка.
– Мы завтра едем в Заозерск.
– Хоть куда-то да поедем. А то сидим здесь, как в ссылке.
– Елка, мы едем вдвоем.
– Что-то случилось?
– Ничего. Надо квартиру проветрить, пыль протереть. По магазинам пройдемся. Жизнь продолжается.
– Это ты к чему сейчас сказала? – насторожилась Елка.
– Ты ужинай, а я спать. Часы завожу на семь утра, так что давай долго не засиживайся.
Мария поднялась со стула, включила свет и вышла из кухни. Ей хотелось плакать. Она ждала, когда вернется Елка, чтобы предупредить дочь о поездке, а потом пойти в спальню и плакать в подушку до утра.
Со слезами ничего не получилось. Она так устала за этот бесконечный год. Устала от каждодневной лжи и постоянных мыслей о том, что станут говорить в городе о ней, как будут смотреть на нее, что подумают. Она вдруг ощутила такую неимоверную усталость и безразличие ко всему, что еле доплелась до кровати и сразу провалилась в сон.
* * *
Утром Мария проснулась задолго до звонка будильника. Следуя многолетней привычке, провела рукой по постели, и, не наткнувшись на руку мужа, села в кровати. Ничего из того, что было, уже не вернуть. Главное, пережить первый день и второй день. Хорошо, что эти трудные дни пришлись на выходные. И еще пережить понедельник. Конечно, коллеги – все интеллигентные дамы и с расспросами не полезут. Только бы не начали сочувствовать.
Мария готовила завтрак и молча разговаривала сама с собой.
– А где отец? – спросила сонным голосом Елка и потянулась всем юным телом.
– Уехал на работу, – солгала Мария.
– Так выходной же.
– Ну когда у него бывают выходные? Садись, завтракай и поедем.
– Может, давай поедем завтра все вместе.
– Ты меньше говори и садись за стол.
Она думала о чем угодно, кроме того, как сказать дочери о разводе. Сядут в машину, и тогда она прямо скажет все как есть. Максим ушел от нее, но никак не от Елки. Их отношения от этого не изменятся. Он очень любит дочь. И Елка должна его любить, как любила всегда. «Слово „должна“ говорить не надо», – поправила себя Мария. Современная молодежь к родителям относится без должного пиетета, и слово «долг» воспринимает как давление на личность. Никто никому ничего не должен. С этой мыслью, невесть откуда пришедшей и застрявшей в юных мозгах, Мария в корне была не согласна. Долг – это не ограничение личности, не лишение собственного выбора, долг – это то, что исполняется в силу требования совести. Но сейчас ее философию Елка не воспримет.
– Елка, отец от меня ушел к другой женщине, – сказала Мария сразу, как отъехали от заправки.
Надо было дождаться, когда Елка поставит бутылку с водой, а потом уже сообщать о разводе. А так вода разлилась Елке на джинсы и побежала на коврик под ноги. Мария сбросила скорость и съехала на обочину.
– Как ушел? – непонимающе спросила дочь.
– Елка, ну как уходят? Обычно.
– А ты? А я?
– От тебя он не уходил. Он ушел от меня, – буднично сказала Мария.
Она сама не ожидала, что об уходе мужа скажет так легко.
Она полгода жила в ожидании того, что Гранин вот-вот уйдет от нее. Ждала этого каждый день… и безумно боялась. За полгода набежало сто восемьдесят дней. Сто восемьдесят дней она не жила, а только существовала. И когда это случилось, она ощутила облегчение, словно гора свалилась с ее плеч. Только как это объяснить дочери?
– И ты об этом так спокойно говоришь мне? Что ты сделала, чтобы он остался? Что?
Елка перешла на крик, готовая расплакаться.
Мария не знала, что ответить взрослой дочери. Сказать о случившемся коротко невозможно, а длительного объяснения Елка слушать не станет. Мария взялась двумя руками за руль и молча смотрела на трассу.
– Что ты молчишь? Если бы ты не молчала, он бы никогда от нас не ушел. Ты во всем виновата! Я ненавижу вас! Сними блокировку с двери, я выйду.
Елка схватила рюкзак и хлопнула дверью.
– Елка, постой!
Мария вышла из машины и бросилась вдогонку.
– Не трогай меня! Я не поеду с тобой! Я вернусь домой!
Она выбежала на дорогу. Рейсовый автобус остановился. Мария видела, как Елка рылась в рюкзаке, искала деньги. Водитель уже пожалел, что подобрал неуравновешенную молодую особу, и не трогал с места до тех пор, пока та не оплатила проезд.
Мария села в машину и стала бездумно наблюдать за тем, как мимо нее проносились машины, не замечая, как слезы текут по щекам. Выплакав их все, а с ними и всю обиду, накопленную за полгода, она выехала на трассу и поехала в Заозерск.
* * *
Лана проснулась ближе к полудню и блаженно потянулась в постели. Наступил первый день совместной жизни с Граниным. Набросив халат, она тихонько на цыпочках прошлась по квартире. В гостиной за ноутбуком сидел Гранин. В домашнем спортивном костюме он утратил прежнюю презентабельность и совсем не был похож на мэра города и владельца двух заводов. Она тихонько, чтобы не отвлекать его от работы, прошла на кухню, налила себе стакан сока и недовольно отметила, что Гранин не вымыл посуду после завтрака. «Жена его не приучила к порядку или за всем следит домработница. У меня тоже будет домработница», – решила Лана. И только приняв душ и набросив на себя легкий халат, она зашла в гостиную.
