Соколов слушает поток моих воплей спокойно. И чем меньше эмоций я вижу на его лице, тем больше теряюсь сама.
Чувствую себя истеричкой. Яростно жестикулирую, но в какой-то момент все меняется. Соколов перехватывает мои руки. Сжимает запястья в свою ладонь, давит на них, не жалея моих чувств, и очень быстро подтаскивает к ванне.
Он не церемонится. Откручивает кран и без предупреждений окачивает холодной водой из душа.
— Остынь, — бросает сквозь зубы. Отпускает. Я почти влетаю грудью в холодный кафель. Слава богу, вовремя успеваю выставить руки вперед.
Я чувствую, как мое тело охватывает дрожь. Ледяные капли стекают по волосам, спине. Я как вымокший до нитки котенок. Стою, хлопаю глазами и ничего не понимаю. Обнимаю свои голые плечи руками.
Денис тем временем кладет мой клатч рядом с раковиной.
— Это твое.
У него резкие интонации. Они режут слух.
Смотрю то на свою сумку, то на спину Соколова. Он уходит.
Боже, я устроила тут истерику, а он просто принес мой клатч. Боже!
— Денис, я…
Но он не слушает. Дверью не хлопает. Нет, он исчезает, словно его тут никогда и не было.
Натягиваю платье на влажную кожу. С волос до сих пор стекают капли воды, но мне нет до них дела. Все, что я хочу, это догнать Дена и извиниться.
Может быть, он вообще ничего не говорил маме? Что, если она узнала об этом сама, а я с легкой руки обвинила непричастного к этому человека?!
Прижимаю сумку к груди и вылетаю на улицу. Соколов уже успел сесть в машину. Несусь через огромный двор, здесь даже есть фонтан, и почти падаю под колеса еще не заведенной машины. Колени саднит. Не уверена, но, возможно, при своем падении я умудрилась их поцарапать. Выпрямляюсь и дергаю дверь спорткара на себя.
Опускаюсь на сиденье, быстрым движением убираю мокрые волосы за уши. Меня немного колотит. Такая резкая смена температуры точно не пошла на пользу моему организму.
— Я… в общем, я хотела сказать спасибо, — подаюсь немного вперед.
Денис сидит ко мне вполоборота. Его ладони лежат на руле. Эмоций я не вижу. Здесь достаточно темно.
— Прости за то, что наговорила там…
— Это все?
— Что? — смотрю на него во все глаза. Я слишком запуталась. Ничего не понимаю.
— Закончила пламенную речь?
Киваю.
— Тогда свободна.
Его слова как пощечина. Такие резкие. Грубые.
Я сижу в ступоре пару секунд, а после отвешиваю этому мерзавцу реальную пощечину. Звук хлопка от соприкосновения моей ладони с его щекой заполняет салон машины.
Денис обжигает меня взглядом. Там столько ярости. В глубине его омутов. Отдергиваю руку. А в голове проносятся сотни сценариев того, что он может со мной сделать. Но, вопреки моим мыслям, Денис просто заводит машину и выезжает с территории особняка.
19
Денис.
Когда привычная картинка рушится и все, что ты знал, подвергается сомнению, очень хочется докопаться до сути и выяснить правду. У меня с Ксю происходит именно такая история. По четкому, выверенному кем-то другим сценарию.
После инцидента с разлетевшимися бокалами и поведения Рики я понимаю, насколько они далеки друг от друга как мать и дочь. Марика каждым действием пытается загладить несуществующую проблему. Лебезит перед отцом и вываливает ушат негодований на Ксюху. А ведь дело в самой обычной разбитой посуде, которая даже внимания не стоит.
Малая ведет себя стойко, не скатывается в истерику, принимает удар достойно.
Подняться и вернуть ей сумку, что так и осталась валяться рядом с лестницей, необдуманный поступок.
Стоило воздержаться. Не в моем характере проявлять сочувствие и делать что-то хорошее. Каждый человек и есть творец своей жизни. Поэтому все ситуации, что встают у нас на пути, это лишь следствия поступков или принятых нами решений.
Девчонка же этого абсолютно не понимает. Уверен, дело тут не в возрасте, а в какой-то глумливой непосредственности. Она слишком прямолинейна и открыта. Прет, как танк, в свое светлое будущее, совершенно не задумываясь о последствиях.
Нужно быть не самой умной, чтобы начать хамить. При этом еще и стоять передо мной почти в одних трусах.
Но она это делала. Смотрела своими голубыми глазами, провоцировала и одновременно обвиняла во всех своих бедах.
Все, что крутилось у меня на языке: «Красивая, зараза». Только это.
Засунуть ее под струю ледяной воды было единственным доступным способом наказать, но при этом не проявлять агрессию. Не то чтобы у меня с этим проблемы, но я уже давно перешагнул отношения, в которых какая-то пигалица может вытворять подобное.
И здесь я не прогадал. После холодного душа она прибежала извиняться. Видимо, решила, что я ничего не говорил Марике.
Я же почти вежливо прошу ее свалить и больше не капать мне на мозги. За последние полчаса она и так вывернула мне их наизнанку.
Пощечина, что она влепляет, опять же не думая, — большая неожиданность. Нет, огромная. А еще — это понимание всей абсурдности ситуации, в которую мы вгоняем себя обоюдно. Хочется вытащить ее из машины за волосы и оставить на идеально подстриженном газоне в этих мокрых тряпках.
Руки чешутся так сделать. Но я пересиливаю свой порыв. Если она решила играть по-крупному, то я принимаю вызов.
Ведь все гораздо проще. Я мог бы выставить ее из своей квартиры в первый же день и больше о ней не вспомнить, но я раз за разом делаю полшага назад. Не продавливаю до конца. Оставляю какие-то крохи на потом. А значит, это уже сознательно.
— Куда мы едем? — у нее стучат зубы, она нервничает. Боится. Точно боится.
— Прокатимся, — врубаю печку на максимум и отдаю ей пиджак.
Она не проявляет своего «фи». Наоборот, заворачивается в плотную ткань. Снимает туфли и забирается на сиденье с ногами. Подтягивает колени к груди.
Торможу тачку в нескольких километрах от отцовского дома.
