— Наши комнаты расположены по одной стороне…
— Да, ваша милость, именно так, — прохладно прервал меня государь. — Ее сиятельство, хоть и смущалась, но, услышав о том, что его светлость обвиняют в преступлении, совершенном ночью, жарко заверила, что он не покидал ее спальни. Заверила, что Ришем не позволил ей закрыть глаза, уж простите, Шанриз, за такие подробности. А посему, кроме вас его светлость никто не видел, зато у герцога есть свидетель непричастности к нападению на вас.
— Но я говорю правду! — воскликнула я, вдруг ощутив, как защипало глаза от бессильной злости и обиды. — Он был в моей спальне и сотворил всё то, о чем я говорила!
— Шанриз, — резко произнес глава моего рода, — закройте рот и не открывайте его, пока вам не позволят сделать это.
Я порывисто обернулась к нему, ответила возмущенным взглядом, но не встретила ни ободряющей улыбки, ни понимания, только увидела плотно поджатые губы и брови, сурово сведенные к переносице. Испытав теперь еще и муку из-за приказа молчать, я закусила губу и отвернулась. Теперь я сидела, ни на кого не глядя, полная жалости к себе, ненависти к Ришему и обиды на короля, да и на дядюшку, который не позволил мне защищать себя.
— Я могу задать вопрос, Ваше Величество? — учтиво спросил граф.
— Задавайте, ваше сиятельство, — устало ответил государь.
— Могу я узнать, откуда графиня узнала о том, что его светлость обвиняют в преступлении?
Вновь вскинув взгляд на дядюшку, я опалила его негодующим взглядом. Мне казалось, что он должен был сейчас сказать, что в его роду нет лжецов, и что…
— Он сам сказал ей, — ответил король, прервав горячечный ход моих мыслей.
— Герцог присутствовал на допросе? — снова спросил граф с некоторой толикой удивления.
— Я приказал привести его после того, как ее сиятельство сказала, что всю ночь провела в своей постели в одиночестве, как и положено добропорядочной супруге. — Теперь я перестала дуться и паниковать, сообразив, почему дядюшка задает вопросы вместо того, чтобы броситься на защиту моей чести. Повернувшись, я посмотрела на короля, и он, заметив это, едва заметно усмехнулся: — С возвращением, Шанриз, — сказал Его Величество. — Смею надеяться, что вы вернули себе ваш блистательный разум и больше не станете рваться в атаку, пока не выслушаете всего, что вам говорят.
— Простите, — пролепетала я, отчаянно краснея. — Но мне еще не доводилось выступать в роли клеветника и оговорщика. Это особенно оскорбительно, когда не являешься ни тем, ни другим. Прошу меня простить, государь, я поддалась эмоциям.
— И я снова вас прощаю, — кивнул король и вернул свое внимание главе моего рода: — Я понимаю, ваше сиятельство, почему вы задаете свои вопросы. Я учел обстоятельства, при которых были даны показания графини Дамхет. И пусть это выглядело, как раскаяние кавалера, пояснявшего даме причину оглашения их отношений, но подсказка осталась подсказкой. Потому я принял к сведению признания любовников, простите, ваша милость, однако не уверился в них. И все-таки данность такова, что у герцога есть свидетель, у вас, Шанриз, только вы. Даже ваша служанка не видела ночного визитера, лишь слышала его голос. А посему я не могу принять решения о наказании его светлости, основываясь лишь на ваших словах, потому что мне понятно ваша неприязнь к герцогу, как и его желание скомпрометировать вас в моих глазах. Мой суд должен быть беспристрастным и основываться не на домыслах, а на фактах и доказательствах.
— Ключ, — произнес его сиятельство. — Ключ от спальни Шанриз в его кармане – это ли не доказательство, государь?
— Ключа при герцоге не было, — ответил король. — Его обыскали, но, увы, в карманах Ришема было пусто. Доказательств его присутствия в спальне ее милости, кроме утверждений баронессы, нет.
Устремив взор в пустоту, вдруг разверзшуюся передо мной, я сидела оглушенная словами короля. Осознать, что Ришем вновь избежит наказания и продолжит творить беззаконие и мерзости под носом повелителя Камерата, было не просто сложно. Это не укладывалось у меня в голове. Но он ведь сказал, что не позволит мне угаснуть! И что же? Ничего… Ничего! Выходит, чтобы герцога постигла кара, его нужно застать над моим телом, сжимающим окровавленный нож?
— Простите, государь, но выходит, что мерзавец, лжец, отравитель и насильник останется без наказания? — услышала я ровный голос дядюшки и перевела на него взор.
А после поднялась на ноги, не дожидаясь ответа короля. Выносить и дальше весь этот фарс мне было тошно. Нет, в этот раз слез не было, мой разум был чист. Исчезло желание что-то доказывать и требовать. Его Величество перевел на меня изумленный взгляд, и я повинно склонила голову:
— Простите меня за дерзость, государь, я прошу позволить мне покинуть вас.
— Что вы намереваетесь делать? — спросил монарх, и я ответила искренно:
— Я намереваюсь просить у ее светлости отставку, после соберу вещи и покину вашу резиденцию, Ваше Величество. Простите, дядюшка, — обратилась я после к его сиятельству, — но я желаю вернуться домой и готова исполнить свой долг перед родом.
Король резко встал на ноги, громко чиркнув ножками кресла по полу. Приблизившись ко мне, он остановился напротив и посмотрел мне в глаза ледяным взглядом:
— Как вас понимать, ваша милость? — спросил монарх.
— Мне тесно под одной крышей с человеком, напавшим на меня, — ответила я спокойно. — Я не могу чувствовать себя в безопасности, Ваше Величество. Даже в вашем дворце, даже с вашей личной защитой. Герцога ничего из этого не останавливает и не пугает. Он без труда выходит сухим там, где другой уже захлебнулся бы. Его светлость может опаивать себя и обвинять в этом невиновных, он может влезать в окна к девицам с намерением погубить их, но любая из его пассий будет готова солгать, лишь бы отвести от любовника подозрения. И вновь герцог останется чист, потому что у него всегда будут свидетели, факты и доказательства. И вы ничего не сможете с ним сделать. К тому же вы любите его невестку, и это, должно быть, тоже играет немалую роль. Мне нечего противопоставить герцогу Ришему с его защитой и связями. И потому я готова вернуться домой и сделать то, чего ожидают от меня мои родные.
— И что же это? — холодно полюбопытствовал король.
— Выйти замуж, Ваше Величество, — сказала я, не отводя взора.
— Вот как, — государь на миг поджал губы, а после спросил в своей излюбленной проникновенной манере, что означало лишь одно – он злится: — Значит, я не в силах защитить вас, потворствую Ришему, а для вас единственный выход покинуть дворец и выйти замуж?
— Прошу великодушно простить меня, Ваше Величество, — прижав ладонь к груди, я снова склонила голову.
Если король и ждал продолжения, то его не последовало. Граф, вставший со стула, когда государь покинул свое место, напряженно наблюдал за нами с венценосцем, однако вмешаться не спешил, то ли памятуя о наших прежних ссорах с Его Величеством с благополучным исходом, о чем я рассказывала, то ли просто ожидая момента, когда я дойду до края.
