Выйду замуж.
И сейчас, сидя на месте, где будет проходить церемония, мы решали с Кариной, какие цветы будут украшать это место. Нужно было решить это уже сегодня, потому что я слегка припозднилась, и теперь всё приходилось делать слишком быстро.
И пока организатор искал другие материалы и бегал по городу, следуя всем моим прихотям, мы разбирали гору цветов.
— Не люблю хризантемы, — киваю, намекая убрать их в сторону. — Может, не будем заморачиваться? Какую-нибудь классику.
— Белые и красные розы? — выгибает бровь, ставя корзинку на стол. — Банально же.
— Да пофиг, — хмурюсь, желая поскорее это закончить. Нам ещё снова ехать в салон и выбирать проклятое платье. — Давай оставим так.
Встаю с кресла, хватаю сумочку, закидывая её на голое плечо.
— Предлагаю съездить в бар. Сделать мини-девичник уже сегодня. Я уже недели две, если не больше, ничего в рот не брала. А так хочется опрокинуть в себя пару шотов, чтобы забыться.
Улыбаюсь и поворачиваюсь на каблуках, пытаясь склонить на эту безумную затею подругу. Её немец запретил пить, но пока она со мной — можно всё.
— А ты, я смотрю, подготовилась, — она хитро приподнимает уголки губ и осматривает меня с ног до головы. — Уже задумала это с самого утра?
Летний белый комбинезон на тонких лямках изначально не планировался для похода в бар, но раз Карина оценила его именно так, то почему бы и нет?
Опускаю ладонь на сердце и на полном серьёзе произношу:
— Клянусь, ничего не замышляла, — подруга на мои слова смеётся, и я подхватываю её тихий, вечно истеричный смех.
Но сразу же успокаиваюсь, потому что слышу требовательный и громкий крик:
— Кристина!
Голос моего будущего мужа слышала даже отсюда. Раздражительный и злой.
И что на этот раз я сделала не так, а?
Поворачиваюсь в сторону дома, наблюдая за приближающимся в нашу сторону Березниковым. И чего он такой напряжённый? Судя по планшету в его руках — вести нехорошие. Скоро я вообще возненавижу эту технику.
В прошлый раз, когда он приходил ко мне с ним, там была статья о том, что на меня покушались.
Ох, нет, только не говорите мне, что там снова какая-то неправдоподобная чушь! Мне и так сейчас хватает проблем.
— Не визжи, я всё слышу, — говорю спокойно, когда он подходит ближе, пуская из ушей пар. Господи, выглядит как вскипевший чайник. — Ты вообще чего здесь делаешь? Ты же с отцом был.
— Был, — кивает нетерпеливо, сжимая челюсти. — Завёз его домой, а потом решил заглянуть в интернет. И, знаешь, что я там увидел?
— Голого Эдварда Калена? — шутить я не умела. Абсолютно. С юмором мы как небо и земля.
— Нет, глянь сама, любимая, — последнее слово говорит язвительно и подаёт мне планшет, и я скучающе беру его в руки. Честно? Мне пофиг, что там. Хоть пусть доллар обвалится, никто не сможет заставить меня сейчас что-то сделать. Причём, волноваться или испытывать трясучку.
Закатываю глаза и смотрю вниз, на дисплей.
Тело парализует, глаза округляются от шока, а рот сам открывается, чтобы челюсть поздоровалась с полом.
Какого, мать его, дьявола?!
Смотрю на открывшуюся для меня статью и не могу вымолвить и слова.
Потому что это казалось всё неправдой.
Никто.
Абсолютно никто не должен был узнать об этом.
И, тем более, просочиться в прессу.
— Что скажешь на это, Кристин? Мне уже стоит обращаться к адвокату, чтобы разрывать контракт, или ты всё объяснишь?
А нечего было объяснять.
Там, на планшете, в статье, выложенной всего несколько часов назад, была я. И Воронов.
Где мы коротко целуемся, стоя у подъезда. Это был единственный раз, когда он спустился вместе со мной и поехал на работу, по пути высадив меня недалеко от офиса.
Один долбаный раз, который стал для нас роковым.
Я говорила ему, чтобы он этого не делал. Но он хотел всегда и везде, как и я. И вместе сдержаться нам было тяжело. Тянуло как магнитом, вот и всё.
— Гордеева, ты знала, как я отношусь к Воронову. Ты знаешь, что он поджёг мой офис, но спишь с ним? — сквозь туман неверия слышу голос Ромы, но, если честно, он сейчас не волнует. Не знаю. Апатия накрыла с головой.
Березников — последний человек, из-за которого я сейчас буду переживать. А всё остальное, да, это дерьмо.
Теперь весь интернет знает, что мы с Кириллом были любовниками. Спали вместе, развлекались. Наши знакомые, поставщики, подруги, его жена, до которой мне не было никакого дела, и… Папа!
Стоит только подумать, что это увидел родной отец, у которого проблемы с сердцем и конфликт с Вороном, срываюсь с места, буквально впихивая в руки Ромы планшет обратно.
Несусь сломя голову, несмотря на крики Карины за спиной, наплевав на каблуки, причёску, что делала целое утро. Наплевать на всё.
Потому что единственное, что сейчас волновало, — чтобы отец не увидел этой статьи.
В тумане сажусь в машину, завожу мотор и отъезжаю от долбаного места проведения церемонии.
Еду через весь город, молюсь, чтобы ничего не произошло, и названиваю ему на телефон.
Он не отвечает, заставляя нервничать ещё больше. Руки трясутся, сердце пляшет где-то в пятках.
Нереально страшно, потому что ненавижу неизвестность.
Приезжая на место, где мы раньше жили втроём, всей семьёй, лечу в знакомый подъезд, открывая его своим ключом.
Не дожидаясь лифта, мчусь на четвёртый этаж и, стоя напротив нашей квартиры, снова упрашиваю вселенную оказаться на моей стороне.
Вставляю ключ в замочную скважину, делаю несколько нервных поворотов и распахиваю дверь, забегая в квартиру. Ожидаю увидеть пустую комнату, которая остаётся одинокой, пока отец купается в душе или готовит себе обед на кухне, но…
Но нет.
Тело парализует, язык немеет, и мне хочется упасть на колени. Но вместо этого делаю неуверенный шаг вперёд, видя на полу бездыханное тело отца.
Глава 50
Делаю шаг вперёд, немигающим взглядом смотря на отца. Ноги подкашиваются, сердце будто давно не бьётся в груди, а губы дрожат, боясь произнести хоть что-то.
Мне страшно. Страшно спросить и не услышать ответа. Потерять второго родителя в таком возрасте, я не выдержу. Рассыплюсь в пепел, который унесёт знойный ветер.
Молча и не веря подхожу к папе, стараясь держаться на подрагивающих ногах. Хочется закричать, но только хватаю ртом воздух, задыхаясь с каждой секундой всё больше и больше.
Горькие слёзы подступают к горлу, и я падаю на колени, не беспокоясь о боли. Когда страдает тело, плевать. Оно быстро заживёт, а вот внутренняя боль… Которая сейчас раздирала изнутри на части, так и будет мучить меня всю оставшуюся жизнь.