Он дурак?
– Господин Шерв, разумеется. Но опираясь на «детское» уведомление, вы можете выдать официальное разъяснение, на какую дату Г ан Вито перестал быть собственником и в связи с чем.
– Но у нас нет справок такого формата...
То есть он за свой департамент испугался, а на девочку ему плевать?! Я стискиваю пальцы в кулак, но сдерживаюсь, не срываюсь. Возможно, мужчина хороший отец и не допускает мысли, что кто-то вредит ребенку. Вдруг претенденты на усыновление живут в недостаточно просторной квартире, а забрать малыша хотят, вот и вывернулись. Почему нет? Одна бездетная вдова, чтобы выглядеть солиднее, вступила в фиктивный брак. Про подозрительного адвоката мужчина же не знает.
– Господин Шерв, – я чувствую, как мой тон вымораживает кабинет. – Свободную форму никто не отменял. Кажется, вы не поняли. Ребенок пропал. Я, конечно, могу вернуться с дознавателем, но это колоссальная потеря времени, которого у девочки может не быть.
– М-м-м... Госпожа инспектор, вы не преувеличиваете? То, что приемные родители намеренно ввели Опеку в заблуждение относительно своих финансов, не делает их плохими в отношении ребенка.
– Вы никогда не слышали о детях, оказывающихся жертвами насилия, господин Шерв.
– Проклятье!
Мужчина вынимает гербовый бланк, глубоко задумывается, даже губами шлепает, подбирая формулировки.
Собственно, вины Департамента нет, Вито действительно воспользовались лазейкой. Должен ли был служащий повторно проверить документы? С одной стороны, регламент этого не требует. Грубо говоря, участники сделки разбили единый процесс оформления на два этапа. С чего бы клерку возвращаться на шаг назад? С другой стороны, мог бы проявить дотошность.
Через пять минут я становлюсь обладательницей документа с печатью Департамента и размашистой подписью начальника.
Спрятав документ в сумку, поворачиваюсь к мужчине.
– Что-то еще, госпожа?
– Да, господин Шерв. Просьба, – я придвигаю к себе листок для заметок и быстро записываю фамилию, адрес, дату отправки «детского» уведомления. – Поднимите, пожалуйста, бумаги четы Молл. Я подозреваю, что мы увидим такую же картину,
Мужчина хмурится:
– Это что у вас там происходит?
Я не отвечаю.
Видно, что он колеблется, но все же принимает решение в мою пользу и снова выходит. Возвращается на сей раз гораздо быстрее, и тоже с документами.
– Я была права?
– До, госпожа Майс. Полагаю, я выдам вам для них такой же документ. Может, вы и остальные фамилии назовете?
– Пока найдены два случая, остальные будем проверять, так что еще увидимся, господин Шевр. Благодарю за содействие. Всего доброго.
– Всего доброго.
Секретарша вскакивает из-за конторки и провожает меня к выходу из кабинета. Когда я уже переступаю порог, начальник Департамента меня окликает:
– Госпожа инспектор.
– Да?
– Скажите... Вы планируете поднять вопрос со «слепым пятном» немедленно или бросите все силы на поиск пропавших детей?
– Разумеется, найти детей важнее.
– Безусловно, госпожа. Вы не будете возражать, если вопрос подниму я? Наша сфера ответственности, да и, как Ган Вито провернул обман, нашел я.
– Я буду признательна, если эту часть вы возьмете на себя.
Поскольку «дыру» в законодательстве в начале разговора я не «слила», и начальник додумался до нее сам, посмотрев документы, на первенство я не претендую. Я не солгала, дети для меня важнее.
Я выхожу на улицу. Надо же, извозчик ждет.
– Куда дальше, госпожа?
– Сперва в Опеку, потом в Отделение городской стражи, – решаю я.
Надо узнать, получила ли Энна ответ на второй запрос. Вдруг уже пришло? К дознавателю, если возможно, лучше идти с полным перечнем усыновителей, обращавшихся к Блезу Даготе.
Поесть?
Некогда!
Про недобитка в моей квартире я и вовсе забываю.
Глава 6
– Запросить в Департаменте, какой еще собственностью располагает Ган Вито, вы не догадались, госпожа Майс? – дознаватель отодвигает бумаги и скрещивает на груди руки.
Я отзеркаливаю его позу:
– Простите, но как вы себе это представляете? Вы лучше меня знаете, что закон защищает приватность граждан. Я инспектор Опеки, а не страж.
Черт, у него такой взгляд, как будто я преступница, а не коллега. В глобальном смысле коллега. Что же мне так везет-то? Хотя пусть сколько угодно изображает бурлящий недовольством чайник, мне понравился деловой подход и готовность работать. По крайней мере дознаватель от меня не отмахнулся и не послал архив Опеки.
Теоретически документы о переезде семьи Вито могли потеряться. Ложная тревога – я не верю в такую роскошь.
– Пропавшая девочка и мальчик, на которого претендует вторая пара, у них есть что-то общее? Кстати, еще раз. Что вас натолкнуло на мысль, что с усыновителями не все в порядке? Вы упомянули, что документы у них идеальные.
Прыгать с темы на тему – это какой-то особый прием? Мне бы на будущее, для общения с претендентами на усыновление, пригодилось.
– Интуиция. Или, если хотите, опыт. Я за время работы в Опеке на разных усыновителей насмотрелась. Я затрудняюсь объяснить, они не произвели впечатления людей, любящих детей. Они торопились. И идеальность тоже сыграла свою роль. Обычно те или иные огрехи есть всегда, редко, кто готовит документы с первого раза правильно. Я их проверила, упомянула ребенка, но имя назвала неправильно. Супруга радостно повторила, не похоже, что она знала имя. Что касается вашего первого вопроса... Затрудняюсь ответить, я не вела дело девочки, и с документами познакомилась очень поверхностно. По-хорошему, нужно бы поднять дела остальных детей.
Дознаватель придвигается ближе к столу, скребет указательным пальцем подбородок, другой рукой барабанит по столешнице.
– Госпожа инспектор, может быть, Кайми чем-то особенный? Что насчет наследства?
Я качаю головой:
– Родители мальчика неизвестны, хотя. Там странная история. Жрец услышал детский плач, пошел на звук и нашел за колонной корзину с годовалым малышом. Ребенок был хорошо укутан, чтобы не замерз, в корзине лежала бутылочка с молоком. И была записка, предположительно от матери. Она писала, что ребенка зовут Кайми, просила у него прощения. «Меня вынудили жестокие обстоятельства», никаких подробностей.
– Вы читали записку?
– Да, она приложена к личному делу, и ее передадут либо самому Кайми на выпуске, либо его приемным родителям при усыновлении. У нас останется копия.
– Так, а мать мальчика искали?
