1997 г. был для химического разоружения в России особенно трудный.
29 апреля Конвенция о запрещении химоружия [57] вступила в силу во всем мире. Но не в России. Бюрократия России – обладательницы самого мощного военно-химического арсенала – проснулась только после этого и наконец пропустила в жизнь страны два необходимых закона. Закон РФ об уничтожении химоружия [930] появился в мае, а закон о ратификации Конвенции о запрещении химоружия [58], завершивший процесс вхождения России в число стран – участниц конвенции, – в ноябре.
В тот же день на митинге жители Почепского района (Брянская обл.), наученные горьким опытом предыдущих контактов, предложили армии заключить гражданское соглашение, которое бы определяло взаимные обязательства при предстоящем уничтожении химоружия [858]. Несмотря на риск для здоровья и жизни, жители разрешали армии «проведение работ» при условии, что армия будет предоставлять им полную информацию о проводимых работах и будет учитывать нужды населения при возведении объектов социальной инфраструктуры. Реакция армии была предсказуема – химический генералитет не ответил на предложение населения. Тем самым армия сама направила на себя заключительное положение документа, принятого на митинге 29 апреля 1997 г.: «В случае игнорирования министерством обороны любого положения настоящего соглашения жители района оставляют за собой право на осуществление препятствования любым работам на объекте хранения химического оружия, в том числе с привлечением международных организаций».
В мае принятием закона об уничтожении химоружия [930] завершилась длительная игра. Среди поправок была и такая, которая в интересах безопасности жителей требовала их отселения из зон защитных мероприятий (ЗЗМ). Поправка была отклонена, поскольку генерал С. В. Петров по-солдатски определенно указал, что отселение «потребует расходования значительных финансовых средств». В ст. 20 закона декларировано право граждан на получение информации об операциях по хранению, транспортировке и уничтожению химоружия. Разумеется, в полном объеме эта юридическая норма не выполнялась никогда. В целом, несмотря на красивые слова, закон оказался слабым – он не установил механизма взаимодействия властей и населения в экологически трудном процессе. К тому же и легитимности у него не было – проект закона не проходил обязательной государственной экологической экспертизы.
В сентябре в Чебоксарах (Чувашия) состоялась общественная конференция экологических активистов России по химоружию «Медицинские и экологические последствия производства, хранения, испытания и ликвидации химического оружия. Защита населения при уничтожении химического оружия». Гвоздем конференции стал доклад, который сделали создатели химоружия об условиях их тяжелейшей работы при выпуске и разливке по химическим боеприпасам советского V-газа, а также о медицинских и экологических последствиях. Конференция предложила властям страны программу мер по преодолению экологических и медицинских последствий долгой подготовки Советского Союза к химической войне [859]. Эти предложения прошли мимо сознания органов власти России – они просто не расслышали того, о чем шла речь на конференции.
В 1997 г. вошел в силу новый Уголовный кодекс РФ. Нашлись, однако, силы, которые позаботилась о том, чтобы норма уголовной ответственности за разработку и накопление оружия массового уничтожения в нем отсутствовала. Таким образом, кодекс не соответствовал Конвенции о запрещении химоружия [57]. Армия и здесь оставила для себя щелочку для возможности разработки нового химоружия, а также для упрятывания его в свои тайные захоронки [892].
Обнаружила армия и иные следы. В октябре 1997 г. Счетная палата РФ информировала Государственную Думу о результатах проверки использования бюджетных средств в 1994–1996 гг., выделенных на исполнение обязательств страны по уничтожению химоружия. Как оказалось, армия потратила 5,8 млрд руб. на строительство объектов, не предусмотренных программой уничтожения химоружия [926]. В том же письме председатель Счетной палаты констатировал: «До настоящего времени министерством обороны Российской Федерации не завершен комплекс НИОКР по разработке технологии уничтожения химического оружия». Между тем с времен Чапаевского протеста прошло уже восемь лет.
Среди практических дел укажем на экспертизу технико-экономического обоснования (ТЭО) будущего объекта в пос. Горный (Саратовская обл.). Выяснилось, что раздел ОВОС (оценки воздействия на окружающую среду) не содержал прогноза экологического риска, а также определения степени влияния склада ОВ на здоровье населения и на объекты окружающей природной среды. Не было оценено влияние опасных выбросов от источников на приземные слои воздуха прилегающей территории. Не были представлены продукты разложения и метаболизма иприта и люизита в окружающей среде, данные об их токсичности и методах определения в различных средах. Не был дан расчет потенциального риска для населения и персонала объектов с точки зрения экономики, предусматривающей обязательное страхование людей и имущества [931].
1998 г. был по-прежнему богат подковерной мышиной возней, хотя до полного уничтожения запасов химоружия России оставалось лишь девять лет, а практические работы по реализации обязательств так и не начались.
21 марта, перед освобождением от обязанностей премьер-министра, В. С. Черномырдин утвердил план мероприятий [933] по реализации двух законов России, принятых годом раньше [58, 930]. Важным заданием того плана была подготовка к июню 1998 г. «проекта указа президента Российской Федерации о распределении обязанностей между федеральными органами исполнительной власти при реализации конвенции…». Поскольку исполнить его должны были девять министерств и ведомств, этого занятия им хватило надолго. В июне срок пришлось продлить до сентября. Появился на свет сам документ лишь в ноябре, но не 1998-го, а 2000 г. И произошло это не только после смены обширнейшей плеяды премьер-министров, но и при новом президенте страны.
Пока же ни строить объекты, ни тем более уничтожать химоружие в 1998 г. никто не собирался. И только актом отчаяния и непониманием положения дел в делах химического разоружения можно квалифицировать подписание новым главой правительства С. В. Кириенко постановления от 17 апреля [934]. Армии было предписано завершить, наконец, подготовку ТЭО строительства объектов по ликвидации хранящегося в стране химоружия. Юный премьер совершил к тому же редкое беззаконие – разрешил вести первоочередные работы по строительству объектов без утверждения обоснования строительства объектов в целом – по рабочим чертежам и сметам на отдельные виды работ. Впрочем, С. В. Кириенко напрасно надеялся на ускорение проектирования объектов уничтожения химоружия – норм проектирования еще не существовало.
3 февраля председатель Госкомэкологии В. И. Данилов-Данильян утвердил заключение комиссии по государственной экологической экспертизе обоснования инвестиций для объекта уничтожения химоружия в Курганской обл. [894, 932]. Оснований не было никаких – документ был столь слаб, что члены комиссии, представлявшие Курганскую обл., выразили особое мнение. Председателем той комиссии был действующий офицер – кандидат военных наук, вряд ли имевший представление о существе химических методов уничтожения ОВ (еще членом комиссии был доктор военных наук). А на запрос о предоставлении дополнительной технической документации для прояснения уровня пригодности документов для будущей опасной работы вместо материалов от проектантов автор настоящей книги (член той комиссии) получил от химического генерала В. А. Ульянова наглое извещение, что знакомиться члену комиссии с дополнительными материалами нецелесообразно. Спесь и некомпетентность того генерала особенно выявились при обсуждении. На заданный вопрос он бесхитростно сообщил, что «оценка риска, связанного с пожаром, не производилась» (а уж тем более оценка риска таких событий, как падение самолета; между тем в США еще в 1988 г. оценивался риск таких событий, как авиационные катастрофы, замлетрясения и смерчи, и, как показал опыт, это не было напрасным: после 1988 г. поблизости от мест хранения химоружия США разбились три самолета – в Аннистоне, Абердине и Пуэбло [943]). А на вопрос о возможности взрыва в процессе расснаряжения кассетных химических боеприпасов генерал просто солгал («химические боеприпасы, подлежащие уничтожению на объекте в г. Щучье, взрывчатых веществ не содержат. В связи с этим взрыв в процессе расснаряжения отсутствует»). Осталось добавить, что тот проект был изготовлен на американские деньги (1,187 млн долларов) [894].
