– Что вам от меня нужно?
– Скажите! Ну, признайтесь же! Это из-за мужа? Вы
обожали его, а он умер, и вы спрятались, словно улитка, в свою раковину? Вы так
ведете себя со мной из-за него? Что ж, прекрасно, вы его обожали, а он погиб.
Но у других женщин тоже погибли мужья, очень у многих, и некоторые женщины тоже
любили своих мужей. Они поведают тебе об этом в баре, всплакнут, когда
напьются, а потом преспокойно улягутся с тобой в постель, чтобы утешиться.
Наверное, так можно утешиться. И вам тоже надо успокоиться, Филиппа. Вы молоды
и чертовски милы, и я безумно люблю вас. Ну, расскажите, расскажите мне о вашем
треклятом муже!
– А что рассказывать? Мы встретились и поженились.
– Вы были очень молоды?
– Да.
– Значит, вы не были счастливы? Продолжайте, Филиппа.
– Да продолжать-то нечего. Мы поженились. Были
счастливы, как, наверное, большинство людей. Родился Гарри. Рональд отправился
за границу. Его… убили в Италии.
– И остался Гарри?
– Да.
– Гарри мне нравится. Он милый ребенок. И я ему тоже
нравлюсь. Мы с ним поладим. Ну так как, Филиппа? Давайте поженимся? Вы сможете
по-прежнему садовничать, а я – писать книгу. А в выходные работать не будем, а
будем развлекаться. Мы могли бы тактично отделиться от мамы. Она будет
подбрасывать нам деньжат, помогая обожаемому сынуле. Я тунеядец, пишу дрянные
книжонки, у меня плохое зрение, и я болтлив. Вот худшие из моих недостатков.
Может, поженимся, а?
Филиппа подняла глаза. Перед ней стоял высокий, довольно
серьезный молодой человек в больших очках. Его светлые, цвета спелой пшеницы
волосы растрепались, а глаза смотрели ободряюще и дружелюбно.
– Нет, – отрезала Филиппа.
– Это ваше окончательное решение?
– Окончательное.
– Почему?
– Вы обо мне ничего не знаете.
– И это все?
– Нет. Вы вообще ничего не знаете.
Эдмунд немного подумал.
– Очень может быть. А кто знает? Филиппа, моя обожаемая
Филиппа…
Он осекся. Издалека донеслось быстро приближавшееся
тявканье.
– «И болонки на закате – только сейчас всего
одиннадцать утра – так резвились и играли… – продекламировал
Эдмунд. – „Филиппа, Филиппа, Филиппа!..“ – тявкали они и звали…» Ваше имя
не вписывается в размер. Может, у вас есть про запас другое?
– Джоан. Пожалуйста, уходите. Это миссис Лукас.
– Джоан, Джоан, Джоан, Джоан… Лучше, но не намного.
– Миссис Лукас…
– О, черт! – выругался Эдмунд. – Ладно,
давайте сюда ваши проклятые кабачки.
…«Литтл-Пэддокс» остался на попечение сержанта Флетчера.
Мици взяла выходной. В нерабочие дни она всегда уезжала в
Меденхэм-Уэллс. Мисс Блэклок разрешила сержанту Флетчеру осмотреть дом. Сама
мисс Блэклок ушла с Дорой Баннер по каким-то делам в поселок.
Флетчер работал проворно. Кто-то смазал дверь, готовясь
незаметно покинуть гостиную, когда погаснет свет. Мици попала бы в гостиную из
кухни; ей эта дверь не понадобилась бы, так что Мици можно было исключить из
списка подозреваемых. А кого следовало оставить? «Соседи, – решил
Флетчер, – тоже исключаются». Он не мог себе представить, как бы они
ухитрились смазать дверь в чужом доме. Следовательно, оставались Патрик и
Джулия Симмонсы, Филиппа Хаймес и, возможно, Дора Баннер. Симмонсы были в
Милчестере. Филиппа Хаймес на работе. Сержанту Флетчеру предоставлялась полная
свобода действий. Но в доме все оказалось в полном порядке. Флетчер не
обнаружил никаких изъянов ни в проводке, ни в электроприборах, а уж он-то
великолепно разбирался в подобных вещах. Отчего погас свет, до сих пор
оставалось неясным. При беглом осмотре комнат все тоже оказалось раздражающе
нормальным. В комнате Филиппы Хаймес висели фотографии маленького мальчика с
серьезными глазами. Еще был снимок того же ребенка в младенчестве, пачка его
писем из колледжа и пара театральных программок. Ящик стола в комнате Джулии
ломился от моментальных снимков, сделанных на юге Франции. Купающиеся люди,
деревня под сенью мимоз… Патрик хранил какие-то мелочи в память о своей службе
во флоте. У Доры Баннер тоже нашлись какие-то безделушки, с виду совершенно
невинные.
«И все-таки, – думал Флетчер, – кто-то из домашних
смазал ту дверь».
Ход его мыслей нарушил шум внизу. Сержант торопливо подошел
к краю лестницы.
По коридору шла миссис Светтенхэм с корзинкой в руке. Она
заглянула в гостиную и направилась в столовую, откуда вышла уже без корзинки.
Сержант пошевелился. Половица скрипнулa. Миссис Светтенхэм
обернулась. Задрав голову, она спросила:
– Это вы, мисс Блэклок?
– Нет, это я, миссис Светтенхэм, – ответил
Флетчер.
Миссис Светтенхэм слабо вскрикнула:
– Боже! Как вы меня напугали. Я подумала, снова
грабители!
Флетчер спустился к ней по лестнице.
– Похоже, этот дом не особенно защищен от
грабителей, – сказал он. – И что, каждый вот так запросто может
прийти и уйти, когда ему вздумается?
– Я принесла мисс Блэклок айвы из нашего сада, –
объяснила миссис Светтенхэм. – Она хотела сварить айвовое желе, но у нее
нет айвы. Я поставила корзинку в столовой. – Миссис Светтенхэм
улыбнулась. – Понимаю… Вы хотите узнать, как я вошла? Все очень просто –
через черный ход. У нас так принято, сержант. Никому не приходит в голову
запирать двери до темноты. Согласитесь, было бы страшно неудобно, если бы
нельзя было принести и оставить в доме что-то нужное. Увы, те времена, когда на
звонок выходил слуга и справлялся, что вам угодно, миновали. – Миссис
Светтенхэм ностальгически вздохнула. – Помнится, в Индии мы держали
восемнадцать слуг… восемнадцать! Не считая няни-туземки… А когда я была
маленькой, у нас дома всегда вертелись под ногами трое слуг, и при этом мама считала
нас нищими, как церковные крысы, потому что нам было не по средствам нанять
кухарку. Должна признаться, сержант, что теперешняя жизнь кажется мне очень
странной, хотя, конечно, жаловаться грешно. Шахтерам, например, живется куда
хуже, они болеют пситтакозом (кажется, это от птичек передается), и потому
беднягам приходится бросать свою шахту и наниматься в садовники, хотя они не в
состоянии отличить сорняк от шпината. – Она добавила, направляясь к
выходу:– Не смею вас больше задерживать. У вас, наверное, дел невпроворот. Еще
что-то должно случиться, да?
– Почему вы так думаете, миссис Светтенхэм?
– Да я просто поинтересовалась. Увидела вас тут и
подумала: наверное, все-таки шайка орудует. Вы скажете мисс Блэклок про айву,
хорошо?
