В лечении наркозависимых могут помочь также медикаментозные препараты. В настоящее время для лечения мет-зависимости нет своего метадона
[32]. Не существует также препаратов, способных нейтрализовать метамфетамин в случае передозировки, снять симптомы, защитить организм от нейротоксичности наркотика или прервать состояние кайфа. А такие лекарства оказались бы весьма полезными на разных стадиях лечения наркозависимости. Отчасти это можно объяснить тем, что метамфетамину посвящено не так много исследований, как героину и кокаину, которые долгое время были широко распространены на Восточном побережье, особенно в Нью-Йорке и в пределах кольцевой дороги. До недавних пор проблема метамфетамина не стояла в повестке дня политиков, которые выделяют средства на исследования, хотя сейчас их отношение стало меняться в связи с расползанием этого наркотика на восток. Другим фактором может быть молекулярная структура героина в сравнении с метамфетамином. «Метамфетамин более грязный наркотик», – объясняет один из исследователей. Какой бы ни была причина, учитывая беспрецедентный вред, который наносит человеку это вещество даже по сравнению с героином и кокаином, а также безрадостные результаты нынешних методов лечения, клиницисты отчаянно нуждаются в лекарственных препаратах, которые помогут повысить шансы наркозависимых на выздоровление. Это могли бы быть препараты, замещающие дофамин, помогающие регенерировать поврежденные нервы или снимать либо контролировать симптомы зависимости.
Однако ведущие исследователи в этой области признают, что, несмотря на все их усилия, результаты не внушают большого оптимизма. В начале испытания препарата, который мог бы помочь при абстинентном синдроме, ответственный за него врач признавался: «Что я буду расценивать как успех? Скромный эффект у меньшинства пациентов. Мои ожидания в рамках от нуля до минимального эффекта, поэтому я был бы реально доволен минимальным результатом». И это притом что он работал над одним из наиболее перспективных лекарственных препаратов.
Поскольку для ранних стадий отмены наркотика характерна депрессия, некоторые исследователи считают, что помогают антидепрессанты. Однако предварительные исследования с использованием прозака, золофта и других СИОЗС (селективные ингибиторы обратного захвата серотонина) дают основания предполагать их невысокую эффективность. В настоящее время ученые изучают другие антидепрессанты, в том числе бупропион (веллбутрин), который взаимодействует со специфическими подсистемами трансмиттеров и рецепторов серотонина и дофамина, а также препарат ондансетрон. В планах ученых испытания множества других лекарственных средств. Исследователи в разных местах Северной Америки рассказывали мне о десятках лекарств, которые могут оказаться полезными. Одно из них леводопа (L-допа), которая применяется для подавления дегенеративных процессов при болезни Паркинсона. По сути, она восполняет нехватку дофамина, хотя со временем эффект, по всей видимости, ослабевает. При испытаниях среди кокаин-зависимых препарат не вызывал никаких положительных изменений. Однако исследователи, проводившие эти испытания, полагают, что он может показать более выраженный эффект при применении у мет-зависимых, так как у них уровень дофамина близок к полному истощению по сравнению с небольшим снижением его содержания у тех, кто употребляет кокаин.
Исследователь Гантт Гэллоуэй убежден, что эти лекарства будут играть всего лишь второстепенную роль, даже если окажется, что они помогают при отмене метамфетамина или на других стадиях восстановления. «Никогда не появится лекарство, которое заставит вас посмотреть в дверной глазок и не открыть вашему наркодилеру, – говорит он. – И даже если провести идеальную детоксикацию и эффективную лекарственную терапию и полностью восстановить мозг пациента, добившись того его состояния, какое было до начала употребления метамфетамина, потом часы начинают тикать по новой. Это как временная петля в “Дне сурка”. В этот момент вы должны вмешаться и использовать методы когнитивно-поведенческой терапии, чтобы показать людям, что есть альтернативные способы прожить свою жизнь».
Время от времени Ник звонил и отчитывался о том, как живет. Он посещал собрания анонимных алкоголиков каждый вечер с группой других пациентов «Хазельдена». Он описывал их выходы в город с присущим ему сдержанным юмором: «Когда мы идем по городу – это еще то зрелище. Шайка благодарных неудачников».
Я возобновил свое участие в собраниях группы Ал-Анон. Эти встречи, конечно, не были панацеей, но служили каким-никаким утешением, хотя чужие истории меня огорчали. После одного собрания, где я выступил и сказал, что мой сын снова в наркологической клинике, ко мне подошла женщина и робко протянула мне брошюру «3 принципа Ал-Анон». «Мне это помогло», – сказала она.
Вернувшись домой, я прочел брошюру. Вот выдержки из «Письма наркомана»: «Не верьте никаким обещаниям. Я пообещаю все что угодно, чтобы выпутаться. Но природа моей болезни такова, что она не позволяет мне выполнить свои обещания, хотя, когда я их давал, я искренне собирался сдержать их… Не верьте всему, что я вам рассказываю, это может быть ложью. Отрицание реального положения дел – один из симптомов моей болезни. Более того, вполне возможно, что я перестану уважать тех, кого могу так легко одурачить. Не позволяйте собой манипулировать или каким-либо образом эксплуатировать себя. Невозможно надолго сохранить любовь, если отсутствует такой ее аспект, как справедливость».
Пока Ник был в реабилитационном центре, мы с Карен взяли в библиотеке книги о наркозависимости, чтобы прочитать их Дэйзи и Джасперу. Мы изо всех сил старались убедить детей делиться с нами всем, что их волнует, проговаривать вслух свои чувства. Мы встречались с их учителями и обсуждали, как у них дела в школе. Пока, как нам сказали, у них все было хорошо.
В декабре стационарная программа в нью-йоркском отделении «Хазельдена» закрылась. Организация, которая продолжала вести амбулаторную программу на Манхэттене, во всем обвинила экономическую ситуацию: она была не в состоянии заполнить три дюжины коек в своем здании платными пациентами. У Ника сохранялось настороженное отношение к району Залива, так как он ассоциировал его с метамфетамином, поэтому он решил переехать в Лос-Анджелес, чтобы жить поближе к Вики. Это решение поддержал и его консультант-психолог.
«Херберт-Хаус», общежитие для выздоравливающих наркозависимых, в Калвер-Сити представляет собой ряд побеленных веселых бунгало, скрытых зарослями бугенвиллий и роз, с маленькими верандами, на которых стоят диванчики и кресла-качалки. Все они выходят во внутренний двор, вымощенный кирпичом, с пальмами, столами для пикника и садовой мебелью – в общем, это нечто вроде Мелроуз-Плейс для наркозависимых.
Ник переехал, и ему там понравилось. Он подружился с другими пациентами. Особенно близкие отношения сложились у него с руководителем программы, сердобольным человеком по имени Джейс, посвятившим свою жизнь помощи наркоманам и алкоголикам. В «Херберт-Хаусе» требовалось соблюдать строгие правила проживания и выполнять обязанности по хозяйству. Кроме того, резиденты должны были посещать ежевечерние собрания. Ник также участвовал в амбулаторной программе, встречался с новым психиатром и работал с другим наставником из общества анонимных алкоголиков – Рэнди. Вместе с ним Ник совершал долгие велосипедные поездки по Тихоокеанскому шоссе. У Рэнди были ярко-голубые глаза, он не притрагивался к наркотикам более пятнадцати лет. Ник сказал, что Рэнди вдохновляет его своим примером, «показывает, какой может быть здоровая жизнь».
