– Я не могу заставить себя не думать о ней, – сказал он.
Прошло три дня. Утро. Дэйзи и Джаспер позавтракали французскими тостами и ушли играть в свою комнату. Потом выбежали во двор, несмотря на мелкий дождик. Когда я загнал их домой, оказалось, что мы уже опаздываем. Они приняли душ, оделись, я напомнил им, что нужно почистить зубы. Дэйзи спросила, можно ли ей пользоваться акустической зубной щеткой.
– Акустической щеткой?
– Ну, обычной щеткой. Не электрической.
У Дэйзи сняли брекеты, и она стала относиться к чистке зубов очень серьезно. Однако осталась зубная пластинка, ретейнер, с которой приходилось мириться.
– Я не могу перестать трогать ее языком, – жалуется она.
– Старайся не трогать, – говорю я.
– Очень трудно удержаться.
Дети бегали по дому, собирая тетради и шиповки и засовывая их в рюкзаки. Карен занялась спутанными косичками Дэйзи. Наконец они уехали в школу. Когда они ушли, я совершенно расклеился. В который раз.
Почему я был так уверен, что что-то случилось? Дело даже не в том, что он не ответил на звонок. Может быть, это родительская интуиция? Или какие-то сигналы, которые постепенно дошли до моего сознания? Или какие-нибудь намеки в его словах, которые я уловил на подсознательном уровне? Короткие паузы между его словами?
Где он? Я не хотел признавать наиболее вероятный ответ: он снова сорвался.
Ведь у него же все шло нормально. Не идеально, конечно. Но у него был тесный круг друзей, которые его поддерживали, и хорошая работа. Он много катался на велосипеде и писал. Он посещал собрания анонимных алкоголиков, в том числе встречи в «Херберт-Хаусе», где он общался с Джейсом и своими друзьями. Под руководством Рэнди – может быть, самого близкого друга – он целеустремленно работал по программе «12 шагов» над своей самооценкой, искуплением своей вины и тем, что он описывал как «формирование нового характера». В общем, он был вполне доволен своей жизнью. Да, иногда он чувствовал себя одиноко, но с кем из нас такого не случается? Иногда он был в плохом настроении, но кто из нас всегда весел? Иногда он чувствовал себя совсем без сил, но опять же это бывает со всеми.
И все же он, должно быть, сорвался. Чем еще можно объяснить его исчезновение? Неужели у меня паранойя? У меня были причины проявлять чрезмерную бдительность, настороженно высматривать признаки беды. Но я должен был позволить ему двигаться вперед и жить своей жизнью. Что, если у него появилась новая подружка? Что, если он в депрессии и ему нужно какое-то время побыть одному, чтобы его никто не трогал? У меня тоже были такие моменты в молодости, когда мне нужно было отстраниться от родителей.
Я позвонил Вики, и она заверила меня, что видела Ника на днях и с ним все было хорошо.
И все-таки я попросил ее сходить на квартиру к Нику и проверить.
Через час она позвонила и встревоженно сообщила, что товарищ по квартире не видел его и его кровать была нетронута. Мы позвонили в «Промисис», и его коллега сообщил, что Ник не появлялся на работе уже два дня. Мы позвонили его друзьям, они тоже ничего о нем не знали. Вчера один из них должен был встретиться с ним и поехать кататься на велосипедах, но тот не пришел. Я позвонил в полицию, чтобы узнать, не произошел ли какой-нибудь несчастный случай. В очередной раз. Опять. Я обзвонил отделения неотложной помощи в больницах. Снова. Как год назад. Мать Ника поехала в отделение полиции Санта-Моники и подала заявление о пропаже человека.
Мужчина.
Белый.
Двадцать один год.
Детские белокурые волосы потемнели и стали каштановыми с медным оттенком. Каплевидные карие глаза с зеленоватым оттенком и загорелая оливковая кожа. Непринужденная улыбка. Рост чуть выше шести футов, худощавый, с мускулистыми руками и грудной клеткой пловца, сильные бедра и голени велосипедиста. На нем могут быть велосипедные шорты и рубашка, но его обычная повседневная одежда – футболка, джинсы и конверсы. На правом плече родимое пятно в форме ягоды земляники.
Я постарался взять себя в руки и держаться перед Джаспером и Дэйзи. Мы с Карен не хотели рассказывать им о Нике, пока что-то не прояснится. Не хотели снова тревожить их. Все-таки они еще так малы: одной семь, другому девять лет. Что мы им скажем? «Ваш брат пропал. Снова. Возможно, у него рецидив. Снова. Мы ничего не знаем».
Но вскоре пришлось бы им что-то сказать. Мы не могли долго скрывать, почему в нашем доме снова воцарилась атмосфера страданий и надрывного отчаяния. Мне стоило колоссальных усилий жить рутинной жизнью, когда мой желудок сводило от тревоги, мое сердце колотилось, а в голове без конца прокручивались эпизоды из телесериала «CSI: Место преступления»: самые зловещие и отвратительные сцены самого худшего, что может случиться с детьми на ночных улицах.
Я постоянно звонил на мобильник Ника, но всякий раз натыкался на бесстрастный голос автоответчика: «Привет, это Ник. Оставьте сообщение». Я то и дело названивал его матери, но и у нее не было никаких новостей. Подчиняясь внезапному порыву, я позвонил в службу поддержки нашей общей компании мобильной связи и попросил выяснить все о недавних входящих и исходящих звонках на телефон Ника, но оператор сказала, что у нее нет доступа к этой информации. Однако она объяснила, что может сказать, подключен ли сейчас его телефон к сети.
– Это против правил, – сказала она. – Но у меня тоже есть ребенок-подросток.
Постучав по клавиатуре, она сообщила:
– Его телефон включен. Он привязан к вышке мобильной связи в Сакраменто.
Сакраменто?
Я позвонил его матери и друзьям. Никто не знал, почему он оказался в Сакраменто. Ни у кого нет там никаких знакомых.
Через два часа позвонила оператор.
– Я снова проверила, – сказала она. – Телефон все еще включен. Теперь он находится в Рено.
Рено?
Детектив из полиции сказал мне, что Рено – столица метамфетамина. Возможно, Ник отправился туда именно поэтому. Такая версия все объясняла, но выглядела не слишком правдоподобной: чтобы добыть наркотик, совсем не обязательно ехать в Рено.
Нет, он не мог сорваться. Он просто отмечал свой семнадцатый месяц без метамфетамина. К тому же он работает в реабилитационном центре, помогает наркозависимым. Он не мог…
Я пытался заниматься делами, но все было тщетно. В течение дня мы так и не узнали ничего нового. После школы мы с Карен повезли Джаспера и Дэйзи на тренировку по лакроссу на двух разных полях. Дэйзи начала заниматься лакроссом после того, как посмотрела игры с участием Джаспера. Она считала форменную юбку сексистской, но носила ее, хотя и неохотно. После тренировки мы быстро поужинали, дети сделали уроки, приняли ванну, мы почитали им на ночь, и они уснули.
Я снова позвонил оператору из компании мобильной связи. Она дала мне свой личный номер и сказала, что позвонит утром с работы. Пришлось промучиться еще одну нескончаемую ночь. Утром оператор сообщила, что телефон Ника до сих пор включен, но теперь он находится в Биллингсе, в штате Монтана.